Но Стебун, чуть задержав с легким изумлением на ней глаза, перевел взгляд на Придорова, а через секунду уже снимал пальто и, вынув из кармана газету, с особой необщительностью, так недружелюбно загородился ею, что Придорову, собравшемуся с ним поговорить, пришлось только крякнуть.
Лимонноволосая девица воскликнула, лишь тронулся поезд:
— Слава тебе, господи!
— Далеко едете? — сочувственно поинтересовался Придоров.
— До Москвы. Боже, двое суток!
— Да, двое суток. А вы спешите-с?.. Служите там?
— Да. Поскорей бы эти станции… Была здесь в командировке для инструктирования Профессионального союза печатников. Объясняла правила ведения отчетности… Не моя даже специальность. Я училась товароведению. Но товароведение никому не нужно теперь. А если нигде не служить, то бог знает за кого и считать все будут. Спасибо, знакомые порекомендовали заведующему одному. А в союзе и жалованье, и хоть никто не понимает в деле, зато меня по бухгалтерии считают ответственным работником. Уже второй раз командируют в провинцию. Пошлют, а тем временем без меня натворят такого, что мне потом и по праздникам приходится сидеть на работе. Вот и надо спешить для своей же пользы…
Девица с ужимкой, претендующей на выражение скромного достоинства, убедительно тряхнула головой. Не могло, однако, быть сомнения в том, что говорилось все это с целью прихвастнуть перед другой женщиной, ехавшей не по делам государственного значения.
Льола так и поняла ее речь, не двинувшись от окна, возле которого сидела, и будто не слушая самоаттеста-цию попутчицы.
Придоров в неопределенном мычании выразил участие к положению девицы:
— Да… Значит вы у товарищей печатников министр финансов, можно сказать? Хе-хе!
Он с деланным смешком призакрыл глаза, и желая продлить разговор и боясь на каком-нибудь замечании попасть впросак.
Стебун связывал его. Девицу можно было настроить на любой лад и заставить ее изливаться в душеспасительных сплетнях насчет большевиков. Но подозрительно таящий что-то в непогодных желваках лица и непрощенно вторгшийся к воспитанным людям пассажир с газетой мог придраться к первому же критическому замечанию, связанному с политикой большевиков, и тогда вся поездка была бы испорчена.
Придоров поэтому, пересиливая себя, заискивающе приспосабливался и к девице и к шуршавшему листами «Известий» незнакомцу.
Девица же, увидев, что Льола оторвалась от окна, чтобы заглянуть в зеркальце и скрепить черный абажур волос дорогими красными гребенками, попросила разрешения взглянуть на них; взяла одну заколку в руки и похвалила: