Поймав взгляд товарища, Шаповал обернулся к убито сидевшей на стуле девушке.
— Мы оба просим у вас, товарищ, извинения — стал он возбужденно поправлять дело. — Вы были задержаны по ошибке. Тут у нас значится, что отец послал вас в Харьков нарочно для того, чтобы вы не знали об его намерениях. Значит, вы не причастны к его преступлению и свободны.
Девушка с непроизвольной медленностью поднялась, широко раскрыв глаза, но сейчас же опустила руки и в безмолвном столбняке замерла, не двигаясь к выходу.
— Вы можете итти! — повторил Дауге.
Девушка с тоской шевельнулась, шагнула к порогу, но сейчас же снова остановилась, не зная, что с собой делать. Плечи у нее задергались от приступа рыдания.
— Ей некуда итти! — шепнул Шаповалу латыш.
Шаповал махнул в ответ рукой, направился было к двери, но вдруг передумал, очутился возле девушки, схватил ее за руку.
— Товарищ, идемте со мной!
Девушка, севшая на стул и старавшаяся притти в себя от рыдания, подняла на него с тоской глаза.
— Вот что, товарищ, — увлекся собственным решением Шаповал, — успокойтесь-ка. Ничего не случится больше! Хорошее что-нибудь у нас даже выйдет. Смотрите на меня, могу ли я вам сделать зло? Нет, идемте ко мне. У меня есть место, я вас защищу от каких бы то ни было несчастий. Побудете у меня день — другой, надумаете что-нибудь, и тогда увидим. Никуда я вас больше не пущу. Успокойтесь и идемте. Согласны вы ввериться такому облому, как я? Пойдемте!..
Девушка протестующе встала, не решаясь дослушивать Шаповала.
Но он взял ее за руку и, кажется, не отпустил бы, хоть обдай его кто-нибудь кипятком.
И она покорно подчинилась, готовая сделать все, на что ее толкнут.
— Идемте!
Шаповал доставил Олю Притуляк в общежитие, где жило несколько работников ревкома. Немедленно озаботился он расширением своей жилплощади, добиваясь двух комнат и кухоньки, и даже замедлил с хлопотами о перемене работы.
Но лишь только Оля успокоилась и стала способной соображать о случайности своего необеспеченного здесь пребывания, Шаповал вступил со своей печальной гостьей в дружеские объяснения.
Оля поделилась жалобами на свое сиротство. Шаповал рассказал ей о тех боях, в которых провел свою жизнь. И кончилась эта беседа взаимной их расчувствованностью и вспыхнувшим друг к другу влечением.
Оля сделалась женой Шаповала.
Назначение на другую работу Шаповала задержалось. Тем временем он узнал лучше свою жену. Странным изнеженным существом оказалась эта, превратившаяся раньше времени в женщину Оля. Легко она восприняла взгляды мужа на все, с чем была связана его революционная деятельность, но выше ее сил было подружиться с кем-нибудь из товарищей Шаповала. Их активная общественность казалась ей основанной на отсутствии чувства скромности, безудержной грубостью. Сама она не представляла себе, как это можно публично, среди множества других людей, судить о происходившей революции и о перспективах завтрашнего дня, оспаривая друг у друга правильность мыслей. Для этого, казалось ей, люди должны были быть способными беспрестанно наносить друг другу оскорбления и быть готовыми, в свою очередь, принимать их. Поэтому из всех большевиков только для одного мужа, убедившись в душевной чистоте и чуткости Шаповала, она и делала исключение, мирясь с его выступлениями на рабочих митингах и перед товаришами по партии.