— Конечно… но…
— Это насчет больницы?
— Да.
Его лицо напряглось.
— Слушаю тебя, что ты хочешь знать?
— Ну вот, ты отнес ей скрипку, продолжишь ли ты ее навещать?
Он поджал губы, помолчал, но все же не стал уходить от ответа.
— Я зайду к ней еще раз послезавтра.
Странная фраза.
— Почему послезавтра? И почему один раз?
Вопрос явно вызвал его раздражение и беспокойство. Что я сейчас услышу?
— Я зайду попрощаться.
Мое сердце пропустило удар, и тут уж я ничего не могла поделать.
— Попрощаться?
— Остается последний шанс спасти ее руку, чтобы однажды она смогла играть. Они нашли специализированную клинику рядом с домом. Поэтому они уезжают.
Я заставила себя смотреть ему в глаза, хотя это потребовало от меня безумной, почти беспредельной энергии и воли. Но мне нужно было выстоять. Не позволить Ксавье догадаться, насколько меня потрясла новость. Не дрогнуть, чтобы в его сознание не проник и намек на подозрение. Потому что не отпускающая меня печаль ничего не изменит в наших с Ксавье отношениях. Я люблю его и только его. Я должна заговорить, причем в полный голос, не позволить молчанию затянуться.
— Как ты переживешь ее отъезд? Она помогла тебе, между вами протянулась связующая нить…
— Я принес ей скрипку, и это один из последних шагов к моему искуплению.
— Ты поэтому поехал сегодня в лечебницу?
— Я поехал туда с тобой. Лечебница — это мы.
Он не ответил на мой вопрос, бесполезно повторять его. Он лег на спину, и я больше не могла ничего прочесть на его лице. Я запретила себе думать о чем-либо, кроме него, и придвинулась поближе.
— У меня сегодня все болит, — шепнул он.
— Спокойной ночи.
Я вцепилась в его руку, свернулась калачиком, подкатилась совсем близко к нему и опустила голову, чтобы скрыть грусть. В моей душе все смешалось. С одной стороны — опасения, что мы с Ксавье не сможем выбраться из этой истории вопреки нашей твердой решимости простить друг друга и его решимости простить меня. А с другой стороны — Саша. Человек, поддержавший во мне жизнь, когда мой муж приговорил меня к угасанию. Мужчина, который заметил меня, разбудил, заставил страдать, но одновременно насытил эмоциями. Еще двое суток, и он будет далеко, уедет навсегда. Никогда больше я не встречу его взгляд, не испытаю то, что завело нас бог знает куда, и лишь воспоминания еще долго будут вызывать у меня трепет. Быть может, в будущем мы с Ксавье сумеем зачеркнуть это разрушительное прошлое. Сначала я полагала, что избавилась от внутреннего конфликта, от терзаний последних месяцев, но теперь я твердо знала, что мне суждено снова и снова стирать из памяти Сашу, не подпускать к себе мысли о нем. Ради моего выживания. Ради выживания Ксавье. Ради нашего общего выживания.