Утро воскресенья. Великий день. Дети наконец-то придут к своему папе. Они узнали об этом за завтраком, после чего стали неуправляемыми. Даже к Пенелопе вернулось детское воодушевление. Они цапались, без всякой нужды носились вверх-вниз по лестнице, а я позволила себе ненадолго расслабиться и листала журнал. Меня не интересовало, о чем там пишут, я просто переворачивала страницы, бесцельно, равнодушно. Мне нужно было занять себя чем-то бесполезным. Так я отдохну. Я запретила себе ругать детей, требуя вести себя прилично, боялась спугнуть радость жизни, ставшую в последние недели редкой гостьей. Это воскресное утро было почти обычным. Почти таким, как когда-то. Только раньше Ксавье отправился бы на пробежку с Месье и возвратился весь в поту, повозмущался тем, что я еще не одета, мы бы с ним пошутили, он бы отправил детей поиграть в саду вместе с несчастным псом, уставшим от пробежки, и потянул меня в душ. Невидимые тиски сдавили сердце. Мне так не хватало Ксавье, его смеха, его взгляда, его голоса, его кожи. Как много я бы отдала за то, чтобы очутиться в его объятиях!
Раздался звонок. Мечта улетучилась. Ксавье, приходя, не звонил в дверь, он открывал ее ключом. Кто это не дает нам покоя? Я открыла, заранее злясь и намереваясь сократить по возможности нежданный визит, но сменила гнев на милость при виде крупной фигуры Идриса, его сконфуженного лица и пакета шукетов в руке.
— Извини, что беспокою, Ава, но я о тебе волновался.
— Заходи.
Дети выскочили в прихожую, поздоровались, набили рты печеньем, и я отправила их в сад с Месье, чтобы все трое сбросили избыток энергии и не приставали к нам. Наш разговор их не касался, а мне настоятельно требовалось спокойствие, хотя бы ненадолго. Идрис прошел вслед за мной на кухню, я налила нам кофе, и мы сели за стол. Мадемуазель запрыгнула мне на колени.
— Как там управляется мой отец?
— Отлично, он чуть более жесткий, чем ты, но вы необыкновенно похожи.
— Яблоко от яблони… Ты в хороших руках… Послушай, Идрис, у меня душа болит… я так расстроена, что бросила тебя.
— Я на тебя не в обиде. Все нормально, я пришел не за тем, чтобы жаловаться… Я хотел бы тебе помочь, ты же столько для меня сделала…
— Мне достаточно того, что ты не собираешься менять галерею.
— Господь с тобой, ни за что… Как Ксавье?
Я встала и притворилась, что убираю посуду.
— Ава, тебе нет смысла лгать мне…
— Я никому не лгу…
— Знаешь, я вижусь с твоим отцом и Кармен почти ежедневно… Они беспокоятся и о нем, и о тебе…
Я отлично осознавала, что исключила из круга забот всех своих близких, максимально сократила общение и на все вопросы отвечаю обтекаемо. Мое упорное желание выкарабкаться самостоятельно причиняло боль самым дорогим людям, тем, кого я любила больше всего, но такое поведение было мне необходимо, чтобы защититься. Если я начну делиться всеми новостями и проблемами, то сорвусь.