— Ава…
— Позволь мне договорить. Ты должен сделать так, чтобы быть дома в этот день. Тебе осталось десять дней, за которые ты обязан встать на ноги…
— Я не смогу, меня не отпустят, и ты это знаешь.
Он заблуждался или врал мне, потому что врачи убеждали меня в противном, а он и только он отказывался выздоравливать.
— Вообще-то должны отпустить… Но не важно, в любом случае я договорюсь о временном разрешении, ты его получишь и приедешь.
— Боюсь, что не справлюсь…
— Я не оставлю тебе выбора, приеду завтра утром, и мы поговорим с твоим реабилитологом. А на днях тебя осмотрит хирург и определит дальнейшую тактику.
Ксавье с всхлипом втянул в себя воздух, и я услышала, как он устал и раздражен. На кого он злится — на меня? На самого себя?
— Мне пора. Целую тебя.
Назавтра я приступила к реализации своего плана и приехала незадолго до начала сеанса. Дождалась в коридоре реабилитолога, описала ему ситуацию и попросила оценить аргумент, который я нашла, чтобы расшевелить Ксавье. Мое предложение ему скорее понравилось, хотя он и уточнил, что это в компетенции лечащего врача — выписать из больницы или ограничиться пропуском на один вечер. Пусть так. Надеюсь, он примет правильное решение, это и в его интересах…
После окончания занятий реабилитолог позвал меня в палату и перед уходом сообщил Ксавье свои планы.
— Через два дня мы тебя поднимем, Ксавье, — заявил он. — Тебе будет более чем полезно перейти в вертикальное положение.
Муж в ответ поморщился, он не был в этом уверен. Сделав свое предупреждение, реабилитолог вышел из палаты и оставил нас наедине.
— Хорошая новость? Как ты считаешь?
Никакого ответа. Ксавье долго собирался с силами, после чего все же заговорил:
— Ты встречала мужа женщины, которую я сбил?
Я едва не согнулась под свалившимся на меня тяжким грузом, и мне не удалось это скрыть.
— Ага, встречала… у тебя написано на лице… Ты не умеешь врать, Ава. Что с ней?
Мне было трудно уклониться от ответа, я молчала, но Ксавье довольно точно расшифровал мою реакцию.
— Плохо… да? Она в плохом состоянии?
— Послушай, Ксавье… мне известно, что ей плохо физически, что ее моральный дух на нуле, она не знает…
Я прикусила язык, поняв, что едва не совершила громадную ошибку. Чтобы защитить его, достаточно было выдать в общих чертах врачебное заключение, и ни слова сверх того.
— Чего она не знает?
Меня трясло. Ксавье ухватился за штангу над кроватью, постарался приподняться и приблизиться ко мне. В его глазах сверкала злость.
— Отвечай! — заорал он. — Скажи все, что тебе о ней известно!
— Ее зовут Констанс. Она скрипачка.