Возьми себя в руки, Ава. Забудь. Позаботься о близких, о своей любви.
Если бы к нам в гости неожиданно заявился незнакомец, он бы нашел обычную семью, празднующую день рождения. Его бы позабавило возбуждение детей, особенно младшего, которому не терпелось развернуть подарки. Он бы оценил продуманное украшение стола, удивился золотым блесткам, догадался, что тут приложили руку дети или, быть может, лучшая подруга хозяйки, экспансивная, но очаровательная и любящая всех членов семьи. Он бы счел комичным оцепенение художника, который робеет от своего присутствия в этой компании в качестве полноправного члена узкого круга близких. У незнакомца бы потекли слюнки при виде вереницы блюд. Он бы охотно пригубил бокал с шампанским. Он бы ни за что не пропустил растроганное лицо дедушки, возвышающегося в центре своего племени, но при этом особенно внимательного к дочке, на которую то и дело поглядывает. Он бы обязательно отметил, как она пожирает мужа глазами, в которых то и дело вспыхивают звездочки эмоций. Он бы разглядел шрамы отца семейства, довольно серьезно искалеченного, но решил, что вроде ничего страшного, раз тот уже дома. Случайный гость пришел бы к выводу, что в этой красивой семье все счастливы, что все у них хорошо, и покинул дом, не попытавшись соскрести глянец с идиллической картинки. Но если бы он побыл подольше и взял на себя труд внимательнее понаблюдать, он бы увидел нечто совсем другое. Его бы в конце концов заинтересовало, почему у отца семейства часто — слишком часто — отсутствующий взгляд, и ему бы даже показалось, что этот человек ощущает себя не на своем месте. Он бы задался вопросом, почему тот почти ничего не ест и, главное, почему не всегда реагирует, когда к нему обращаются дети. Если бы он получше проследил за разговорами за столом, его бы удивило, что все они ни о чем. И тут до него бы дошло, что эти разговоры поддерживаются целиком и полностью тремя гостями и детьми. А потом он бы неминуемо подметил грусть мамы, которой явно не по себе. Он бы счел ее напряженной, с оголенными нервами, испуганной отстраненным поведением мужа. Он отдал бы себе отчет в том, что она изо всех — даже последних — сил старается, чтобы никто не догадался, как ей тяжело. И ему бы вряд ли удалось скрыть свое изумление по поводу столь раннего окончания ужина… Уже на пороге он бы обратил внимание на подбадривающее выражение лиц гостей, которые ласково похлопывали по спине папу и маму. Возможно, он бы не сразу ушел, остался в доме, чтобы разобраться, что же все-таки происходит. Его бы растрогали поцелуи, которыми дети осыпали папины щеки, и он мысленно последовал бы за мамой, поднимающейся по лестнице, чтобы их уложить. Он бы не упустил папин утомленный вздох и выражение гнева и боли на его лице, когда тот остался один. Точнее, когда он счел, что остался один, поскольку жена уступила любопытству и постояла на лестнице, чтобы оценить реакцию мужа. Случайный визитер бы проследил, как женщина снова, хоть и с большим трудом, натягивает маску «все не так уж плохо», возвращаясь из детских в гостиную. Он бы полюбовался тем, как она тщательно наводит порядок, мило отмахиваясь от сетований мужа на неспособность ей помочь. И он бы в последний раз позволил себе проявить активный интерес — проследил за тем, как они идут спать, как медленно совершают опасный подъем по лестнице, физически ощутил тяжесть груза на их плечах и пришел к выводу, что вопреки бесспорной любви этих двоих друг к другу сегодняшней ночью любви между ними не будет.