Подъем по лестнице на костылях с негнущейся ногой был настоящим хождением по мукам. Но, стиснув зубы, Ксавье все же добрался до последней ступеньки.
— Нужно было нам остаться внизу, — огорчилась я.
— Я тебе уже все сказал, обсуждать больше нечего — я буду спать в нашей постели.
Он заперся в ванной. Обычно мы заходили туда вместе. Я в смятении застыла перед закрытой дверью. Спазм перехватил горло. Эта дверь была как баррикада, крепостная стена, возведенная между нами. Я дождалась, пока Ксавье выйдет, чтобы, в свою очередь, воспользоваться ванной, торопливо почистила зубы и услышала, как с грохотом упали костыли.
— Черт! Совсем безрукий, не хватало только разбудить детей.
Я вошла в спальню, и у меня стиснуло сердце: он сражался с одеждой в тщетных потугах самостоятельно справиться с ней.
— Давай помогу.
— Нет!
— Ну пожалуйста, позволь мне помочь. Ты ведь и так уже без сил, зачем тебе дополнительная нагрузка.
Мы с трудом сдерживали смех, наблюдая за моими неловкими стараниями стянуть с него брюки. Но при этом я опасалась встретиться с ним взглядом, зная, что прочту в его глазах тревогу, смущение или даже отвращение к самому себе. Мне бы пробежаться пальцами по его торсу, когда я снимала с него рубашку, а он бы тогда прижал меня к груди. Но я по возможности не дотрагивалась до него, боясь нащупать незнакомый шрам. К тому же он отодвинулся от меня как мог дальше.
— Ложись на мое место, там тебе будет удобнее, — предложила я.
Я всегда спала слева от него.
— Тебе тоже, — возразил он.
Не говоря ни слова, он лег. Я тоже разделась, отвернувшись от него, как если бы моя нагота могла его смутить. Спешно натянув пижаму, я устроилась с правой стороны кровати, выключила лампу и стала ждать, уставившись в потолок. Он не шевелился, я тоже. Я не могла приблизиться к нему. Боялась, что он оттолкнет меня, и опасалась, что не узнаю его. Не чужой ли человек лежит рядом со мной? Судя по запаху, да, чужой. Я уже привыкла, что в больнице от него пахнет больницей. Но больничный запах в доме, в нашей кровати подавлял. С самого первого дня после аварии меня начало посещать чувство, будто наше общее тело разрезали на две половинки, и вот теперь это действительно случилось. Наши тела больше не звали друг друга, не притягивались. Дело не в желании, о нем я уже забыла, я хотела лишь утешения, спокойствия и умиротворения от того, что мы наконец-то вместе и можем дотрагиваться друг до друга, чтобы дать понять, что когда-нибудь все наладится.
— Разбуди меня, если что-то будет не так.
— Не беспокойся обо мне.