— Около часа. Он все же несколько отклонился в сторону, но тут мы сможем ему помочь.
— Хорошо. Просигнальте, пожалуйста, «Левиафану» и «Титану», чтобы они тоже стартовали.
Пока это сообщение пробивалось сквозь толщу облаков к планете, первый помощник задумчиво опросил:
— Интересно, что он сейчас чувствует?
— Могу вам сказать. Он так рад своему спасению, что все остальное ему безразлично.
— Не думаю все‑таки, чтобы мне было приятно бросить в космосе товарища ради возможности самому вернуться домой.
— Такое никому не может быть приятно. Но вы слышали их передачу: они мирно все обсудили и приняли единственно разумное решение.
— Разумное — возможно… Но как ужасно позволить кому‑то спасти тебя ценой собственной жизни!
— Ах не сентиментальничайте! Уверен, случись такое с нами, вы вытолкнули бы меня в космос, не дав перед смертью помолиться!
— Если бы вы еще раньше не проделали этого со мной. Впрочем, «Геркулесу» такое едва ли угрожает. До сих пор мы ни разу не были в полете больше пяти дней. Толкуй тут о космической романтике!
Капитан промолчал. Прильнув к окуляру навигационного телескопа, он пытался отыскать «Стар Куин», который должен уже быть в пределах видимости. Пауза длилась довольно долго: капитан настраивал верньер. Потом он с удовлетворением объявил:
— Вот он, километрах в девяноста пяти от нас. Велите команде стать по местам… ну а его подбодрите: скажите, что мы будем на месте через тридцать минут, даже если это и не совсем так.
Грант был уже у двери, когда Мак‑Нил мягко окликнул его:
— Куда вы спешите? Я, думал, мы собирались кое‑что обсудить.
Чтобы не пролететь головой вперед, Грант схватился за дверь и медленно, недоверчиво обернулся к инженеру. Тому полагалось уже умереть, а он удобно сидел, и во взгляде его читалось что‑то непонятное, какое‑то новое, особое выражение.
— Сядьте! — сказал он резко, и с этой минуты власть на корабле как будто переменилась.
Грант подчинился против воли. Что‑то здесь было не так, но он не представлял, что именно.
После длившейся целую вечность паузы Мак‑Нил почти грустно сказал:
— Я был о вас лучшего мнения, Грант…
Грант обрел наконец голос, хотя сам не узнал его.
— О чем вы? — просипел он.
— А вы как думаете, о чем? — В тоне Мак‑Нила едва слышалось раздражение. — Конечно, об этой небольшой попытке отравить меня.
Итак, для Гранта все кончилось. Но ему было уже все равно. Мак‑Нил сосредоточенно разглядывал свои ухоженные ногти.
— Интересно, — спросил он так, как спрашивают, который час, — когда вы приняли решение убить меня?
Гранту казалось, что все это происходит на сцене — в жизни такого быть не могло.