Многовато их. Оно и понятно — сразу двое видящих в одном месте, причём оба взволнованы. И Фролова, чтобы разогнать их, рядом нет.
Оля постаралась успокоить дыхание и решительно шагнула к площадке.
Наташа уже ждала её. Сидела на качелях, до боли знакомым движением лениво отталкиваясь от примятого снега под ногами. Так похоже на Женьку, которого девочка в жизни не видела.
У видящих что, один пакет невротических привычек на всех, с горькой иронией подумалось Оле. Даже у неё самой появились.
— Привет, — Наташа легко улыбнулась, но глаза оставались тёмными и тревожными, а голос звучал как из-под земли. — Я… думала, ты не придёшь. Но ты пришла, и так быстро.
Приветствие почему-то обожгло Олю, как удар. Натянутые до предела нервы реагировали на малейшее изменение в привычном пейзаже, не давали адекватно воспринимать действительность. И Наташа — маленькая, в своей смешной цветастой курточке и в шапочке с помпоном — казалась едва ли не исчадием ада.
Нужно было взять себя в руки. В конце концов, она уже решила для себя, что девочка не опасна. К чему сомневаться сейчас?
— Привет, — отозвалась Оля и осторожно присела на сиденье карусели. Бёдра обожгло холодом. Дерево промёрзло, и плотные штаны не могли защитить от беспощадной стыни. — Ты сказала, что нам нужно поговорить. Что это не телефонный разговор.
Наташа снова улыбнулась, невесело и мимоходом.
— Да. Именно так.
Она странно выглядела. Вроде бы ничего не изменилось — те же серьёзные серые глаза, те же русые волосы, выбивающиеся из-под шапки. Та же куртка, те же повадки, та же россыпь веснушек на курносом носу.
Но что-то в Наташе чувствовалось другим. Словно от камня откололся кусок, обнажая раскрытое, беззащитное нутро, словно фюзеляж ощерился пробоиной. Как будто нарушилась невидимая защита.
Оле сделалось не по себе.
— Ты говорила об опасности. Что ты хотела рассказать? — поторопила она, ощущая, как ползут по спине липкие мурашки.
Девочка глубоко вздохнула, точно собиралась прыгнуть в воду.
— В прошлый раз я… сказала не всё. Прости.
Оля вздрогнула. Значит, всё-таки правда? Ей не хотелось обижать девочку, решившую наконец заговорить, но с губ само собой слетело:
— Так и знала.
Она не это хотела сказать. Совсем не это. Больше всего на свете ей хотелось вывалить Наташе всю правду, поделиться собственной бедой, предупредить. В конце концов, девочка наверняка была такой же жертвой, как и они с Женькой. Не преступным гением, не кукловодом — ребёнком, которого втянули в нелюдские разборки.
Но ледяная тревога продолжала сковывать лёгкие, и Оля сказала то, что сказала.