— Я… приехала, — выдавила она. Звуки собственного голоса немного вернули уверенность в себе, и продолжить получилось уже спокойнее. — Я приехала. На Новый год. Сюрприз решила сделать.
— Серьёзно?..
Оля кивнула.
— Офигеть не встать! Даже не сообщила.
Женька всё глядел на неё с непривычным удивлением, так пристально, что Оле начало казаться, будто он в ней дырку просмотрит. И впрямь почти не изменился. Разве что немного отросли и без того непослушные чёрные волосы да лицо как будто стало неуловимо взрослее. А в остальном — те же светлые серые глаза, те же движения, тот же голос. И одежда…
Что?
Теперь изумилась уже Оля. Поначалу, сбитая с толку суматохой, она даже не заметила, но сейчас, когда они стояли в стороне, необычность его облика бросалась в глаза. Особенно на фоне её самой — закутанной, в пуховике.
— Ты в рубашке, — обескураженно произнесла Оля. — Ты… мать её, в рубашке! Тонкой!
Сколько она помнила Женьку, он никогда не носил ничего, кроме свитеров, худи и толстовок. Жарко на улице или холодно, солнечно или дождливо — неважно. Вечно одевался слишком тепло, даже живя в Подмосковье. Так почему на Севере?..
— Ага, а ты в Сибири, — отозвался Женька. — Дерьмо случается, как видишь.
Похоже, он тоже не знал, что сказать. Просто таращился на Олю, как будто не до конца верил в её реальность, и пытался хоть как-то сгладить повисшее неловкое молчание.
Не вываливать же ему в лицо подозрения. Сперва надо присмотреться. Понять, что происходит. Права ли она. В опасности ли он. И лишь потом, когда представится удобный случай…
…сделать что? Оля до сих пор не представляла. Вот и стояла в замешательстве, открыв рот и часто моргая.
До сих пор ей казалось, будто она обязательно что-нибудь придумает. Может, и придумала бы, окажись что-то не так. Но Женька выглядел таким… нормальным? Никаких змей и прочих тварей на теле, никакого инфернального блеска в глазах, ничего, что могло бы указывать на неладное.
Разве что рубашка…
Совершенно обычная, тёмно-синяя, из тонкого хлопка. Надетая под джинсы и зимние ботинки: кому нужна сменка в день линейки? Ничего странного. Только с чего бы ему, с его-то предпочтениями?..
Глаза продолжали цепляться за необычную деталь, и Оля никак не могла избавиться от навязчивых мыслей.
— Пойдём отсюда, — Женька наконец нарушил молчание, прерываемое лишь гомоном проносившихся мимо школьников. Радостным гомоном: наконец-то каникулы! — Не в школе же торчать. Тем более, тебя здесь не знает никто, мало ли… Я только в раздевалку сбегаю, погоди.
Оля только молча кивнула: не хотелось перекрикивать гам. Она подождёт. Она и так ждала месяц с лишним.