Теперь Оля всё понимала. И про многолапую жуть за окном, которую не видел никто, кроме неё самой, и про незнакомый северный город. И про то, почему была не в силах, не в состоянии вспомнить, что же происходило вчера.
Всё верно: кое-кто очень не хотел, чтобы она вспоминала. Но просчитался, не заметив листов в отделении сумки, листов, украденных из его рюкзака. Листов с записями, что могли всё изменить.
Воспоминания о прошлом дне пришли последними, когда Оля уже минут десять как пыталась осмыслить остальное. Как-никак, целый пласт выпал из памяти — и его возвращение шокировало.
Последняя заметка явно принадлежала не Марине. Не тот стиль, совсем другое изложение: краткое, тезисное. Как при доказательстве теоремы или мозговом штурме. И содержание…
О. — это наверняка она, Оля. А значит, автор записок на последней странице — Женька.
В таком случае «эта штука», о которой он писал…
Воспоминание пришло вспышкой. Алые всполохи в глазах, нелюдская зловещая улыбка, пальцы, что смыкаются на её горле. Сильно: даже сейчас наверняка остались синяки, скрытые горловиной свитера.
Оля как наяву ощутила на своей шее смертоносную хватку и невольно приложила пальцы к гортани. Та отозвалась болью — да, следы ощущались. С какой же силой оно душило её, раз даже спустя сутки горло саднит и покалывает?
«Через несколько минут тебе будет уже всё равно».
Она наконец-то вспомнила. Всё вплоть до последних Женькиных слов. До прохладных пальцев на её виске.
Остальное домыслила фантазия: вот Оля падает, усыплённая его прикосновением, вот он вытаскивает из кармана её сумки телефон и снимает блокировку, приложив палец Олиной руки к сенсору сканера отпечатков пальцев. Вот пролистывает переписку и фотографии, удаляя всё, что могло бы напомнить Оле о прошлом. Вот находит сообщения Рэны и узнаёт, куда нести спящее тело.
Вот притаскивает Олю, всё ещё бесчувственную, по нужному адресу. И, когда Рэна открывает дверь, — точно так же прикасается к её виску, лишая воспоминаний о собственном приходе.
Всё складывалось. Вот, значит, как Женька решил избавить Олю от опасности.
Звонить родителям она больше не хотела. Нужно было действовать. Быстро. Желательно — прямо сейчас. Нужно было увидеть его, сказать, что она всё вспомнила, а потом…
Нет. Нет, обречённо поняла Оля. Нельзя. Нельзя, потому что её невмешательство — плата за безопасность. Потому что он просто сотрёт ей память снова и будет продолжать, пока она не забудет окончательно или пока не сдастся, оставив попытки.
И тогда станет правдой то будущее, что она видела? Те сны? Дойдут до двенадцати стрелки, стрелки на часах, застывших внутри, и наступит бесконечная полночь?