— Ты чего? — недоумевающе спросила Оля.
Ситуация точно что-то напоминала. Нечто похожее с ними уже случалось. Только… наоборот?
— А, эм, — кажется, Женька и сам не понимал, что происходит, — это… не я. Понимаю, что звучит странно, но это не я.
Он дёрнулся, пытаясь оторваться от знака, но пальцы, что стискивали металлическую трубу, не разжались ни на миг.
— Видишь?
— Вижу, — Оля кивнула и подошла поближе. Глянула Женьке в глаза: да, всё ещё красные. Всё ещё отсвечивают всполохами. — Знаешь, что с этим делать?
— Понятия не имею, — досадливо отозвался он и дёрнул ещё раз — безуспешно. — Я, конечно, пробую, но походу этой штуке слишком не понравилось упоминание «светлого места», так что без вариантов. Пальцев вообще не чувствую, как будто заморозкой бахнули, и… забери у меня фонарик.
— Что? — не поняла Оля. Женька так быстро сменил тему, что до неё не сразу дошло, о чём он вообще толкует. — Забрать… фонарик?
— Да, из кармана куртки, быстро! Пока оно до него не добралось и не расплющило нахрен.
Окрик подействовал на неё, как удар кнута. Оля быстро придвинулась поближе к застывшей у столба фигуре и выудила из кармана пальто уже ставший привычным фонарик. Задумчиво повертела вещицу в пальцах.
— Хм, слушай, а если я…
— Можешь попробовать, — Женька пожал плечами, насколько позволяло положение, и дёрнул ещё раз. Бесполезно. — Но не факт, что поможет. И ещё… ты помнишь, что случилось в прошлый раз?
— Да уж, — она вздохнула и убрала фонарик. — Если ты слетишь с катушек, станет только хуже.
Откуда-то сзади раздался грохот, уже не похожий на фейерверки, и сменился звоном падающих на тротуар осколков. Снега на дорогах не было: вычистили к Новому году.
— Фонарь взорвался, — отметил Женька. — Добралось-таки. Как назло, а.
Оля задумчиво сунула руку в карман. Попробовать с фонариком? Или с бенгальским огнём, как более щадящим вариантом? С чем ещё можно?
Решать нужно было быстро: похоже, мазутная масса с кучей кластерных отверстий приближалась. Не хватало снова попасть в её лапы, то есть отростки.
Толстая ткань пуховика блокировала ощущения, и Оля почти не заметила, когда Женька легонько толкнул её в грудь свободной рукой.
— Иди уже, — вздохнул он. — В то «светлое место». Мне эта хреновина вряд ли что сделает, я им ещё нужен, а ты… ну, может, и выберешься. Утром встретимся, когда будет получше.
Говорил Женька спокойно, но кого он, спрашивается, пытался этим спокойствием обмануть? Уж точно не её.
И это сейчас? После всего, что она сделала, после всех её возвращений, после плана, придуманного с таким трудом? После поездки на Север, синяков на руках и ногах, следов на шее, потери и возвращения памяти ей предлагают просто уйти?