Оля попыталась придвинуться поближе. Нужно было своими глазами увидеть, что происходит. Точно: он не один. Вовка, верзила Глеб и Ленка сгрудились вокруг лидера, покачиваясь, как сомнамбулы, и явно пребывали где-то не здесь. Женьку держал Глеб, крепко перехватив его руки за спиной. Как ни пробуй — не вырваться. Вовка стоял на подстраховке. Лена смотрела в сторону соседней улицы — видимо, на стрёме. Даже сейчас, когда в их лицах не было ни капли осмысленности, ребята действовали слаженно и чётко, как единый организм.
Оле, безоружной, с ними не тягаться. Нужно было что-то придумать.
Гоша заговорил снова, и рука сама собой потянулась к телефону. Где, где там это злосчастное приложение для диктофона? Если у неё будет доказательство Женькиной невиновности, тогда…
— За этих троих не волнуйся, — гоготнул Фролов, так и не получив ответа. — Они ничего не поймут. И нашу маленькую тайну никому не выдадут. Знаешь ли, они и вправду верят, что «кошачий маньяк» — это ты…
— Что ты сделал? — сказал наконец Женька, и у Оли защемило сердце: голос звучал хрипло и глухо, точно доносился из-под земли. Выглядел он ужасно. Волосы, и без того вечно взлохмаченные, спутались и слиплись — хотелось верить, что не от крови. На лице виднелись ссадины, а по скуле расплывался синяк. Свежий, лиловато-красный.
Ей снова захотелось ударить Фролова, но она сдержалась. Диктофон наконец включился, и теперь Оля напряжённо шарила взглядом по окрестностям. Хоть бы пивную бутылку какую найти, что ли…
— Вопросы тут я задаю, — негромко пояснил Фролов и выдохнул Женьке в лицо клуб густого сигаретного дыма. — Ты, парень, не в том положении. Совсем.
— А если я откажусь отвечать?
Даже сейчас он пытался стоять на своём. Что же ты делаешь, взмолилась про себя Оля, ну наплети ему что-то, чтобы он отстал, ну зачем так-то!
Фролов хмыкнул и перекатился с пятки на носок, а потом обратно. Наверное, ему казалось, что это выглядит круто. С точки зрения Оли, так он становился похож на корову.
— Значит, заставлю этих ребят вспомнить, кто ты такой. А, «кошачий маньяк»?
— Кошачий маньяк здесь только ты, — тихо откликнулся Женька. Оля едва смогла его услышать. — Верно, Гош?
Ей очень хотелось, чтобы диктофон уловил эту реплику.
Фролов засмеялся. Запрокинул бритую машинкой голову, расфыркался, как лошадь, слишком долго простоявшая в стойле.
— Тебе всё равно никто никогда не поверит, — наконец выплюнул он. — Я победил, и ты это прекрасно знаешь. А что, завидуешь, обсосок? Так же хочешь?
— Понимаю, к чему ты клонишь, но нет. Не хочу. Ни сейчас, ни когда-нибудь ещё.