Вспышки адреналина хватило только на то, чтобы добраться до улицы. Уже там Оля ощутила, как начинает ныть всё тело, как бешено, почти до боли колотится сердце — и с трудом подавила желание сесть в сугроб и больше не вставать.
Чем она вообще думала, когда добровольно подставляла себя под кулаки Фролова и компании? Спасибо ещё, что всё закончилось хорошо. Не приди Женька на помощь, сегодняшняя стычка могла обернуться куда более печальным образом.
— Сама в шоке, — призналась Оля. — Не знаю, что на меня нашло. Просто… что-то нужно было сделать.
До её дома они плелись медленно, то и дело останавливаясь. Прохожие странно косились на двух избитых, перемазанных снегом и грязью подростков — но молчали. Парочка особенно сердобольных спросила, не нужна ли помощь, но Оля вежливо отказалась. Не хотелось вмешивать посторонних.
Хорошо, что в доме был лифт. Хорошо, что мама сегодня работала и не могла подслушать разговор. Хорошо, что у них оставалось время, чтобы прийти в себя. Никаких на сегодня больше репетиторов и кружков. Не в таком виде.
— Похоже, — неловко улыбнулась Оля, — я становлюсь постоянным посетителем травмпункта. И тебя заодно прихватила.
— Не та ачивка, которой стоит гордиться, — откликнулся Женька, не открывая глаз. — Но, чёрт. Мы это сделали.
— Да… Интересно, что теперь будет с Гошей?
— Понятия не имею. Есть подозрения, что ничего хорошего, но… давай не будем об этом сейчас, а? И без того хреново.
Оля прикусила язык и замолчала. Время тянулось медленно, как кисель, с грязной одежды на пол текла мутная вода — снег растаял и теперь пачкал пол, стекал на джинсы жирными серыми каплями. Надо бы встать. Переодеться, умыться, достать аптечку — словом, хоть немного привести себя в порядок.
И поговорить о том, что они узнали. А узнали они, хоть и невольно, многое.
Но сил хватало только на то, чтобы бороться с подступающими волнами изнеможения, не давать себе закрыть глаза и провалиться в тревожную дрёму. Наверняка приснится что-то плохое. Да и оставаться так — не вариант.
Мыслей отчего-то почти не было. Казалось бы, после того, что они узнали и сделали, голова должна была взрываться фейерверками идей и догадок — а вместо этого в голове засел только визг Фролова. Надрывный, болезненный и отчаянный.
Так кричит не обиженный ребёнок. Так кричит человек, у которого навсегда отняли что-то дорогое.
Интересно, в каких отношениях он состоял со своим «фамильяром»? Неужели Гоша и тварь с радужными глазами были так близки?
Оля распахнула глаза, поняв, что уже с минуту сидит на полу, клюёт носом и никак не решит: вставать или падать. Она поднялась на ноги и оглянулась на Женьку.