— И ты опять ничего мне не рассказал…
— Да какая разница-то? — Женька махнул рукой. — Я всё равно не знал, что с этим делать, пока он сегодня на меня не наехал. Видимо, решил, что, если получится, его похвалят. А если не получится, сможет на мне отыграться. Судя по тому, что он мне сказал, исход его особо не волновал.
— А что он, кстати, сказал-то? — вспомнила Оля. — Тогда, шёпотом… что-то важное?
Тот кивнул.
— Он сказал: «Я сделал это, потому что ты меня бесишь, ушлёпок. Мне было пофиг, как всё пройдёт. А им плевать. Им главное, чтобы цель была жива. И поверь, у них много способов». Как-то так. Слова, может, другие, но суть та же.
Что? Серьёзно?!
— Бесишь? — переспросила она. — И что, это… всё? Но почему? Но как… в смысле, пофиг, как всё пройдёт? Неужто ему бы за такое ничего не было? И что за многие способы? Я не понимаю.
— Вот я тоже не понимаю, — со вздохом подтвердил Женька. — Я как раз и думал, что за самодеятельность его накажут. Тем более — за такую бездарную. Но теперь сомневаюсь, повлияла ли она вообще хоть на что-то. А тогда и вовсе растерялся, потому что совсем уж странно.
Оля помотала головой. Она ничего не понимала. С каждой минутой история становилась всё более запутанной.
Одноклассник невесело усмехнулся и взъерошил волосы здоровой рукой.
— Теперь понимаешь, почему я сказал, что рука — это фигня? По сравнению с остальным-то. Фролов, конечно, мог наврать, но если у «них» и впрямь много способов и совсем нет принципов… то мы влипли ещё покруче, чем раньше. И я, и ты. Я хотел хоть тебя уберечь, но, раз они знают, проблемы у нас обоих.
— Ну, не факт, — возразила Оля. — Может, отстанут ещё.
Звучало совершенно неубедительно.
— С чего бы? — Женька пожал плечами и скривился — видимо, шевелиться было больно. — Ничего не изменилось. Они всё ещё нас ищут — и теперь точно знают о тебе. Я всё ещё преступник. А судя по тому, что Фролову было плевать на исход своей затеи, их изначальный план всё ещё в силе. Им ничего не мешает и дальше загонять нас в угол.
— Хочешь сказать, мы только хуже сделали?
— Не знаю. Может, и сделали. Я пытаюсь об этом не думать, хотя бы не сейчас, но понимаю, что сегодняшний день мне ещё долго будет сниться в кошмарах. И тебе, наверное, тоже.
Оля вспомнила: жуткий хриплый смех рвётся из её горла, когда она смотрит на перекошенную рожу Фролова, перечерченную плевком, а внутри горит ненависть, яркая, как путеводный огонь в ночи, и уходит страх, и остаются только непривычная лёгкость внутри да буйное, нелюдское ликование. Злое и яростное, как если бы она и сама была чудовищем.