— Не расстраивайся так, — сказала мама. — Всякое бывает. Сходим к парикмахеру, сделаешь крутую асимметричную причёску, здорово же, да?
Оля только мрачно кивала. Они сидели на кухне: мать, стоявшая сзади, перебирала испорченные пряди, пока сама Оля сидела на табуретке и покорно ожидала, когда та закончит. Сейчас, в краткий миг передышки, она могла выпустить наружу настоящие чувства. Горечь. Обиду. Мерзкое ощущение жалости к себе, болезненной и липкой: всё пропало. Сколько она ни пыталась сражаться с будущим, которое продолжала видеть в мутных осенних снах, это будущее раз за разом наносило новые удары.
Сотрясение. Книга, подаренная Стаськой. Дурацкая привычка наматывать прядь на палец, от которой Оля так и не смогла избавиться.
И вот теперь — волосы. Вряд ли их получится спасти, даже учитывая, что пострадала только половина: дура-Ленка ухитрилась обрезать почти всю правую половину шевелюры. Разве что и впрямь делать асимметрию. Но это ведь уже не то, что было.
Может, и не значили они ничего? Может, сохрани она причёску — и декорации сна просто поменялись бы, оставив ей косу, как они изменились после покупки шнурка для телефона?
И всё же Оля ощущала себя проигравшей. Проигравшей беспощадным часам судного дня, которые продолжали ворочаться внутри и мерно отсчитывать секунды до будущего. Неизбежного — как она ни пыталась его обмануть.
— Я понимаю, да, они были твоей гордостью, — мама печально вздохнула. — Но, Оля, всякое случается. Дай бог, чтобы эта потеря стала самой большой в твоей жизни.
«Она такой и станет», — хотела сказать Оля, но вовремя прикусила язык. Мама её проблемы не поймёт.
— И всё-таки, — мать снова невесомо прикоснулась к её волосам, — как вышло, что ты ввязалась в драку, да ещё такую жестокую? Волосы обрезать… Я думала, у вас учатся приличные ребята, а тут такое.
— Я уже рассказывала, — начала было Оля, но мама перебила.
— Да помню я, помню! Если всё действительно было так, как ты говоришь, и ты пришла на помощь другу, то ты молодец. Правда. Просто… это на тебя не похоже. Ты всегда была примерной девочкой, никогда не лезла ни в какие драки. Но в последнее время я тебя не узнаю. Как будто что-то изменилось.
— Причёска? — безнадёжно пошутила Оля и услышала в ответ смешок.
— Ты понимаешь, о чём я.
Мамин голос звучал грустно и по-доброму, настолько по-доброму, что Оле на миг стало стыдно: она совсем завралась. А что делать? Не правду же рассказывать. «Мам, я и вон тот парень видим чудовищ, и из-за этого какие-то странные люди открыли на нас охоту» — да кто бы ей поверил?