И он поддался ее уговорам, сделал из кружки глоток, второй... Прихлебывая настой, совсем не противный, напоминающий по вкусу чай каркаде, Виктор словно отплывал к далекому берегу под аккомпанемент ее напевного голоса. Голова кружилась, мысли путались, все воспринималось как сквозь сон - но это состояние совсем не напоминало те кошмары, в которые он последнее время словно проваливался. Легкая приятная дремота, сладкий дурман, запах трав, расплывающиеся перед глазами образы, смутные видения, листья, цветы и бутоны, тонкий профиль Веры... Вера?!
- Я же вижу - Вера у тебя в душе, - вдруг отчетливо произнесла Захаровна.
Вера!.. Сознание тотчас выхватило это слово из общего мелодичного ручейка старухиной речи. Виктор дернулся, словно разбуженный. Откуда она знает?
- Что ты сказала, Захаровна?
- Я говорю: жить надо с верой в душе. Тогда все преграды сможешь преодолеть.
Ах, вот оно что! Обаяние мгновенно рассеялось. Как ему могло померещиться, что она говорит о Вере, о его Вере? Бред какой-то!.. С чего он решил, что стало легче? И вообще - зачем он здесь? Что он делает в этой сушильне, что заставило его слушать полоумную эту старуху?
- Да что ж такое! - возмущенно заорал Виктор, вскакивая с лавки. - Была дача как дача, а теперь - сумасшедший дом! Идиот и две спятившие старухи!
- Останься, Витенька, - с непонятной настойчивостью просила Захаровна, точно не слыша его грубых слов. - Побудь у меня. Неладно с тобой. Дурное у тебя в душе. Давай-ка я тебя подлечу, поправлю...
Но эта ее навязчивость оказалась последней каплей, переполнившей чашу терпения Волошина. И, окончательно отмахнувшись от старухи, выдав напоследок какую-то ахинею насчет «народного творчества, которое развели здесь, понимаешь, как в аптеке», он пулей вылетел из бабушкиной сушильни и помчался по направлению к воротам.
Юра, как всегда, дожидался его в машине, грыз травинку и слушал радио.
Твои глаза зеленые, твои слова обманные
И эта песня звонкая свели меня с ума... -
уловил Виктор и, весь налившись кровью, выкатив глаза, заорал в полный голос:
- Выруби! Выруби эту дрянь немедленно!
Валентина Васильевна застыла на крыльце, освещенном уже клонящимся к закату солнцем, провожая сына взглядом, который туманили слезы. Она не сделала даже попытки вернуть Виктора. Привычная боль провела по сердцу огненным ножом, и женщина полезла в карман юбки за тюбиком нитроглицерина. Таблеток с каждым разом требовалось все больше, а помогали они все меньше...
Грудная жаба... Так называлась в старые времена ее болезнь. Знал бы кто, какую мерзкую жабу она почти сорок лет носит в своей груди! Неудивительно, что эта тайна, крепчая и набираясь сил с каждым годом, в конце концов стала кусачей. Удивительно только, как она еще раньше не прогрызла грудь своей хозяйки и не показала из проделанной дыры свою мерзкую бородавчатую голову. Чтобы все видели, какова на самом деле Валентина Васильевна Волошина, которую все считают женщиной с незапятнанной биографией, образцовой учительницей, великолепной матерью и прочая, и прочая, и прочая...