Как ни странно это для нашего тяжелого времени, когда не только каждый второй, но просто-таки каждый первый страдают тем или иным недомоганием, Виктор Волошин был на удивление здоровым человеком. Даже обычными простудами и гриппами, с роковой неизбежностью подстерегающими жителей средней полосы большую часть года, болел крайне редко. Все его хвори обычно сводились к мелким травмам типа заноз или случайных порезов, редким и недолгим простудам или небольшим проблемам с пищеварением. Как правило, и то, и другое, и третье легко излечивалось мазями и отварами Захаровны. И если не считать регулярных, три раза в год, посещений дантиста (за своими зубами человеку его статуса следить было просто необходимо, как говорится, положение обязывало), Виктор и не помнил, когда был последний раз на приеме у врача. И вдруг - такая напасть, заставившая его столько времени таскаться по кабинетам медицинского центра. Он провел здесь целый день, потом еще один, и еще... Диагностика оказалась на удивление долгим и нудным делом. Он проходил какие-то процедуры, получал на руки заключения, малопонятные для далекого от медицины человека, и относил их своему лечащему врачу. А тот, внимательно прочитав бумажки, только поправлял очки и, избегая прямо отвечать на нетерпеливые вопросы Волошина, заявлял, что для полноты картины нужно сделать еще то-то и то-то, только тогда можно будет говорить с определенностью. И Виктор послушно отправлялся на очередное весьма недешевое исследование.
- Расслабьтесь. Дышите спокойно. Постарайтесь не шевелиться. Больно не будет...
Он знал, что больно не будет. И тем не менее зажмурился, когда его, лежащего на спине в одних трусах, вдвинуло, буквально засосало в длинную темную гудящую трубу, где он почувствовал себя то ли космонавтом, то ли водолазом, то ли микробом в лабораторной пробирке...
«Даже если операция спасет от смерти, смогу ли я после нее стать таким же, каким был? Или превращусь в ходячую развалину, стану несчастным слабоумным? Вроде Сережи? Вот мамочке-то радости будет! Она любит возиться с умственно отсталыми. Наверное, когда взяла этого Сережу, то удовлетворила свою давнюю мечту... А что, если несчастье на меня накликал Сережа? Одним своим присутствием, с того момента, как завелся в уютном Привольном, в моем, можно сказать, родовом гнезде? Недаром древние греки и римляне считали всяких уродов дурным знамением... Вот гадость! Во всем виновата мать. Уродец ей, видите ли, дороже родного сына!»
Неприятное гудение и вибрация трубы наконец прекратились. Прохладная движущаяся часть, на которой лежал Волошин, вывезла его снова к свету.