– А в Санкт-Петербург ему зачем? – со скепсисом поинтересовалась я.
Ева уже набрала в легкие воздуха, чтобы высказать смелое предположение – но мадам Гроссо смирила ее пыл:
– Какая чушь, Ева. Тебе бы романы писать на пару с твоим русским другом. Кстати, где месье Муратов? Неужто тоже мучается морской болезнью?
Пожав плечами, Ева принялась крутить головой, и вскоре действительно увидела потомка русских графов, которого, не сомневаясь ни секунды, звучно окликнула.
Тот не замедлил явиться. Господин Нойман, стюард, попытался было не позволить ему подняться на палубу первого класса, но, повинуясь жесту мадам Гроссо, конечно впустил.
– Ну что ж, месье Муратов, – актриса охотно позволила ему поцеловать свою ручку. – Раз вы один нам попались, то вам нас и развлекать. Расскажите что-нибудь занятное, милый, вы наверняка знаете тысячу историй.
– О чем же вам рассказать?
– Да хотя бы об острове, который все никак не закончится. Вы нам обещали! Что за деревушка на нем стоит? И ответьте уже, наконец, есть там призраки или нет?!
Мадам Гроссо говорила со смехом, наверное увидев, что Софи снова подошла ко мне и на русского господина взирает с большим любопытством.
– Что касается призраков – не имею ни малейшего понятия… – предсказуемо отозвался Муратов. – Зато кое-что читал о нем – в переводах у русского писателя.
– У кого же? – удивилась я.
– У Николя Карамзина, – со страшным акцентом выговорил Муратов, – он очень, очень популярен в России.
– Хм, занятно, – молвила мадам Гроссо, – не думала, что Карамзин писал что-то, кроме очерков об истории государства Российского да сентиментальной повести о бедной Лизе. Помнишь, Ева, как мы ставили «Бедную Лизу» в позапрошлом сезоне?
– Помню, – поморщилась Ева, – скучная и предсказуемая ерунда, в которой главная героиня еще и умирает. Полный провал.
– Жизнь вообще скучна, предсказуема и заканчивается смертью, моя маленькая глупая Ева. А повесть весьма поучительна. Так что еще написал господин Карамзин?
Жанна пристроила новую папироску в свой мундштук, а месье Муратов поторопился поднести спичку.
Принялся рассказывать:
– Вы правы, мадам Гроссо, но кроме сентиментальных повестей Карамзин писал самую настоящую готику. В начале века, замечу, эпистолярный готический роман был на пике моды: мисс Мэри Шелли и ее «Франкенштейн», лорд Байрон со своим прославленным типажом героя… Вот и господин Карамзин написал подобное. Роман о юноше, который долго путешествовал по миру и, наконец, возвращается на родину – в Россию. По пути он слышит печальную песню о девушке по имени, к слову сказать – Лила, – Муратов поклонился мне, – которая, по всей вероятности, сгинула где-то на загадочном острове Борнхольм…