– Пахнет жженым миндалем, – мрачно сказал он, совершенно точно понимая, что это значит…
А Жанну била крупная дрожь, ни одного внятного слова она произнести так и не могла и лишь цеплялась слабыми руками за мои плечи. Глаза безумно метались, и в них стояли слезы: ей было больно, ко всему прочему.
– Кто-нибудь, помогите, наконец! – крикнула я, понимая, что вот-вот сама впаду в истерику.
Помог стюард: подхватил Жанну на руки и вынес в общую часть гостиной, уложил на софу поближе к узкому пароходному окну. Ева, очнувшись, начала раскрывать створки – но толку от этого было мало. Это не поможет.
Жженым миндалем пахнут яды из группы цианидов. Самые сильные яды из тех, которые известны современной науке. Действуют они в считанные минуты, парализуя нервную систему и сковывая дыхание.
Жанне ничего уже не поможет…
Однако на миг ее взгляд как будто стал осмысленным. Мазанул по моему лицу, по лицу Мишеля. Задержался на Еве.
– Фотокарточка… – без голоса, одними губами произнесла мадам Гроссо. – В книге. Меж страницами. У моей постели. Забери.
А после она закатила глаза и впала в беспамятство.
Спустя четверть минуты, показавшиеся мне вечностью, все было кончено. Жанна Гроссо умерла.
Когда я осознала это, то подняла голову и мутным взглядом обвела лица тех, кто был теперь в гостиной. Помимо указанных, невесть как здесь оказался американец Макгроу, оба стюарда, обслуживающие первый класс, и двое мужчин, один из которых – тот, которого Ева назвала итальянским мафиози нынче утром. Он-то здесь откуда?
– Сердечный приступ? – первым нарушил тишину Макгроу.
– Не думаю… – без сил пробормотала я.
– Боюсь, что мадам Гроссо отравили, – с готовностью отозвался Мишель Муратов. Неловко указал американцу на чашу из алькова. – Я не уверен, но, кажется, в напиток кто-то подмешал цианид. Я знаю, потому что однажды писал рассказ, в котором… кхм… героиню убили так же. Цианиды пахнут жженым миндалем.
– Кто-то подмешал… – бездумно повторила Ева.
Она тоже обвела взглядом всех, кто был здесь, и остановилась на Аурелии.
Креолка теперь покинула альков, но по-прежнему взирала на происходящее надменно, недобро. Даже не пытаясь делать вид, что сочувствует. Разве что раздувающиеся ноздри и частое дыхание выдавали, что все идет не по ее плану.
Но владела собой она все еще превосходно. Даже не попятилась, когда Ева, набросилась на нее с градом упреков:
– Кто-то? Кто-то?! Да ведь это она, чернокожая стерва, она всегда ненавидела Жанну!
Голос Евы стал отвратительно-визгливым, а пальцы с острыми ногтями норовили впиться в лицо и волосы оппонентки, выдавая совсем не светские манеры. Ей даже удалось сорвать тюрбан с головы Аурелии и оставить царапину на шее, прежде чем Мишель ее оттащил.