И опять донесся до меня зловещий квакающий звук летящей откуда-то издалека мины, она словно бы пела по-своему, эта небольшая, несущая смерть штучка, и я почему-то заслушалась, не понимая, откуда же взялся этот странный звук…
— Ложись! — крикнул он, я обернулась к нему, все еще ничего не соображая, и тогда он с размаху упал на меня и закрыл собой. Сразу стало очень душно, нечем дышать и так жарко, словно я попала в пылающую печь, и я попыталась было высвободиться, но он не пускал меня, и вдруг руки его бессильно отпали, и я ощутила на лице что-то горячее, липкое. Это была его кровь.
Я вскочила с земли. Он лежал, глядя на небо внимательным, но уже не видящим никого взглядом. И рот был открыт: казалось, он хотел сказать что-то, да не успел, или смерть настигла его в тот самый миг, когда он произнес какое-то слово, а какое именно — я уже никогда не смогу узнать.
По лицу его медленно, вяло бродила невесть откуда залетевшая муха.
Почему в такие моменты вдруг запомнишь какую, казалось бы, ерунду?
Ну к чему мне эта муха? А я до сих пор все еще вижу, как лениво, словно бы нехотя пробирается она от его глаз ко рту, а он ничего не чувствует.
Вот как получилось: закрыл своим телом и принял на себя мину, летевшую прямо ко мне. И осколок мины убил его. А я осталась жить.
Был он солдат, звали его Сергей Кукушкин, и за все то время, что я знала его, мне пришлось говорить с ним, может быть, всего-навсего раза три-четыре.
И он ни о чем не подумал, не рассуждал, не побежал прятаться, а кинулся ко мне спасать.
Я все еще никак не могла привыкнуть к той, почти неощутимой порой, легкости, с которой на фронте совершался переход от жизни в небытие. Бывало, я тащу раненого в медсанбат, и он по дороге умирает на моих руках, только что секунду назад он смотрел, думал, говорил — и вдруг нет его, конец, все…
А я думала: «Со мной такого не может быть! Как же я могу погибнуть? Я, неповторимая, особенная, помнившая себя с трех лет, уверенная в своем бессмертии, я не могу умереть. Кто-то другой, но не я!»
А смерть прошла рядом и все-таки миновала, потому что Сергей Кукушкин заслонил меня собою. Он заново подарил мне жизнь. С каким-то особым чувством, словно раньше никогда не видела, я смотрела на пригорок, поросший неожиданно зеленой, свежей травой, на взрыхленную снарядами землю…
Светило солнце, и трава, наверно, росла, потому что еще было лето и она не могла не расти, облака плыли над головой, теплый ветер шевелил мои волосы, и казалось, нет в помине войны, никогда не было.
Я подошла к Сергею Кукушкину. Глаза его по-прежнему глядели в небо, и руки были еще теплые, возле ключицы темнело неровное, все более расплывавшееся пятно.