Трумэн уверен, что атомная бомба лишь тогда сможет фундаментально укрепить позицию Соединенных Штатов в отношении Сталина, когда появится абсолютная уверенность в ее эффективности. Военный министр Генри Стимсон и новый госсекретарь Дж. Бирнс полностью согласились с мнением президента.
В середине мая 1945 года в дневнике Стимсона появилась запись о том, что перед лицом запутанного клубка проблем с Советским Союзом в Европе и на Дальнем Востока было бы «ужасной авантюрой делать столь высокие дипломатические ставки, не имея на руках важнейшего козыря». Этим козырем должна была стать еще не опробованная атомная бомба. По этой причине Трумэн и настаивал на том, чтобы конференция в Потсдаме открылась не раньше 15 июля, то есть дня, который решением генерала Гровса назначен для испытательного взрыва в пустыне штата Нью-Мексико.
Перед отъездом в Потсдам Трумэн обратился к своему помощнику адмиралу Леги и госсекретарю Бирнсу: «Если она взорвется — а я полагаю, так и будет, — у меня в руках окажется хорошая дубинка для этих парней». Под «парнями» подразумевались, конечно же, русские. Уже первое скупое сообщение об успешном испытании атомной бомбы в Нью-Мексико, полученное Стимсоном в Потсдаме вечером 16 июля и сейчас же переданное Трумэну и Черчиллю, самым великолепным образом «придало силы» президенту и вызвало «горячий интерес и прилив бодрости» у англичан, как явствует из дневниковых записей военного министра. Но лишь подробный отчет Гровса, присланный с курьером 21 июля, окончательно довел до сознания американцев, какой чудовищной силы оружие попало в их руки.
«Событие в Нью-Мексико, — указал госсекретарь Бирнс в меморандуме на имя Трумэна, — дало нам великую власть… В конечном итоге это будет иметь решающее значение на все послевоенное развитие мира…».
О том, какое влияние оказало сообщение о первом ядерном взрыве на поведение Трумэна во время последующего заседания с участием советской делегации во главе со Сталиным, удивленно повествует Черчилль: президент «совершенно преобразился и начал диктовать русским свою волю».
Последовавшее затем двойное применение атомной бомбы явилось не столько последней американской боевой акцией Второй Мировой войны, сколько первой крупной операцией «холодной войны» с Россией.
«Шпигель», Гамбург
«Бомба»
Станислав Пестов, бывший сотрудник Внешней Разведки, известный писатель и публицист, имел редкую возможность наблюдать изнутри за мучительным и трагическим процессом создания советской атомной бомбы.
«Товарищ Сталин — Вы большой ученый!»…