– Никого нет?
– Я имел в виду – из посторонних.
Я кивнула. Отец Павел подхватил меня под руку, и мы элегантно проследовали к лестнице.
Вот все время удивляюсь – как им удается красиво ходить в этих рясах? Я по жизни – как надену длинную юбку, так два раза на нее наступлю, в трех местах измажусь, а уж сколько гвоздей я зацеплю по дороге… Да все мои будут.
На втором этаже было тихо и спокойно. Мы уселись за небольшой столик.
– Выпьете что-нибудь?
– Нет. Мне еще на вашей лекции сидеть, а памперсов вы явно не припасли…
Отец Павел поморщился.
– Юля, я сделал вам что-то плохое?
– А хотите?
– Нет. Живая, здоровая и добровольно на нашей стороне – вы мне полезнее.
Упс. Это игра в откровенность? Ладно. Добром за добро.
– В вашей организации мне слишком тяжело придется. У вас же половина дела – религия.
– А что мы есть – без Бога?
– А что вы вообще – есть?
– Мы – слуги Его.
– Или рабы?
– И судьбы наши в руке Божьей…
– Вот видите, – я решила не затевать теологический спор. Все равно проиграю. – Вы в первую очередь – верите. И согласно этому строите всю свою жизнь. А я так не умею. Не дано.
– К Богу приходят разными путями. Можно и не верить так, как мы, но все же…
– Бороться и искать, найти и перепрятать, отдать свою жизнь на то, чтобы очистить землю от всякой мрази – и подохнуть с чувством недовыполненного долга, так?
– Почему же недовыполненного?
– Потому что всех не перевешаете, – мне неожиданно стало весело. – Нечисть по вашей шкале – и тараканы – явления одного порядка. Сколько ни борись, толку не будет. Так-то.
– Это ведь не повод бросать дом на произвол судьбы и… тараканов?
– Это скорее повод… договариваться.
– С тараканами?
– С вампирами. Оборотнями. Прочими паранормами. Поп уставился на меня так, словно я предположила, что Дева Мария родила от соседа.
– Юля, это НЕ ЛЮДИ. С ними просто нельзя договориться.
– А подхожу ли я под ваше определение человека? В средние века меня сожгли бы на костре, как ведьму. Но я жива. И очень этому рада.
– Мы никогда не были настолько ограничены. И вообще кого вы жалеете? Тех, кто варил зелья из младенцев? Делал аборты? Разрывал могилы? Убивал людей на своих отвратительных капищах?
Я передернула плечами.
– Тех, кого пожгли в Салеме. Тех, кого уничтожили просто за рыжие волосы, за зеленые глаза или за то, что муж пошел налево от гадины и истерички. Я помню протоколы допросов. Я сталкивалась с этим. «Боже, я невиновна, дай мне силы не оговорить других невинных…» Этих людей я жалею.
– Таких были единицы.
– Разумеется. Под пыткой любой признается хоть в чем! Довольно об этом! Что конкретно и сейчас вам от меня нужно?