Посланный в Роуд-Хилл инспектор Джонатан Уичер входил в число первых восьми детективов лондонской сыскной полиции.
«Невысок ростом, плотного сложения, с лицом, меченым оспой, на вид молчалив и задумчив — он как будто углубился в сложные арифметические подсчёты»[108], — такой портрет Уичера рисует Диккенс в очерке «Сыскная полиция». Там же он приводит в качестве примера одно из расследований Уичера (в очерке он носит имя «Уитчем»), рисующее последнего как очень наблюдательного, изобретательного и упорного полицейского.
Уже через несколько дней, после тщательно анализа все обстоятельства дела и изучения улик, внимание детектива привлекла единокровная сестра мальчика, дочь мистера Кента от первого брака 16-летняя Констанс. Многие свидетели показали, что девушка ненавидела мачеху, ещё с тех пор, когда та служила гувернанткой и состояла в любовной связи с отцом Констанс. Ненависть свою и ревность к отцу она перенесла на детей Сэмюэла Кента от второго брака. Она то и дело третировала малыша Сэвилла и издевалась над ним и его годовалой сестрой.
Об этом, в частности, поведала сыщику Эмма Моуди — школьная подруга Констанс. Масло в огонь подливало поведение мачехи, чьё отношение к детям Сэмюэла Кента от первого брака никак не походило на родственное.
Детектив Уичер посчитал, что такая ненависть вполне могла стать мотивом для совершения жестокого преступления. Констанс Кент, по его мнению, решила убить своего единокровного брата, чтобы отомстить мачехе.
Однако для предъявления обвинения наличия только лишь мотива, да ещё и предположительного, было явно недостаточно — ни для суда, ни для общественного мнения, изрядно взбудораженного жестоким убийством ребёнка. Конечно, случись это событие на полвека позже, когда в центре внимания всей образованной публики оказались теории Зигмунда Фрейда, в частности, «Эдипов комплекс», дело могло обойтись и без вещественных доказательств. Версия, к которой склонялся Уичер, выглядела точной иллюстрацией фрейдовых концепций: ненависть к матери (мачехе), ревность по отношению к отцу, перенос отношений на трёхлетнего ребёнка, и т. д. Хладнокровие, с которым Констанс отвечала на вопросы полиции, спокойствие, с которым она (как полагал Уичер) совершила тщательно продуманное преступление, не оставляли надежды на чистосердечное признание преступницы, не подкреплённое уликами. Ну и, конечно же, «дурная наследственность»: мать Констанс, первая жена Сэмюэла Кента, много лет страдала психическим заболеванием.
Всё это, пусть и по-другому сформулированное, было достаточно серьёзным психологическим основанием подозрений инспектора Уичера. Но вот с материальными доказательствами, с уликами дело обстояло куда хуже. Да что там хуже!