Гении сыска. Этюд в биографических тонах (Клугер) - страница 60

Замечу, что многочисленные биографические статьи, посвящённые истории Эжена Франсуа Видока, изобилуют неточностями, а порой и просто невероятными выдумками. Мне встречалось, например, утверждение, что Видок плавал на судне знаменитого корсара Жана Барта — что, конечно, могло бы иметь место только в фантастическом романе: Жан Барт умер в 1702 году, а Видок родился в 1775… Заметно и полное доверие к легендам, окружавшим фигуру «первого детектива Европы», в первую очередь — к тому, что изложено в «Записках Видока, начальника парижской тайной полиции». При этом не учитывали ни то, что, скорее всего, писать ему помогали профессиональные литераторы, ни то, что свою задачу неназванные авторы видели в том, чтобы заинтересовать тогдашнюю публику, а вовсе не в том, чтобы донести до этой публики правду.

Поэтому попробуем, вслед за нашим героем, вспомнить некоторые сомнительные моменты биографии, которые сыграли известную роль в «преображении Видока». История с первым дезертирством, службой в австрийской армии и возвращением на службу в армию Франции, с повышением, больше похожа на операцию военной разведки, чем на цепь счастливых случайностей.

Столь же двусмысленным представляется вступление Видока в тайное «Общество олимпийцев» и счастливое бегство из его рядов перед самым разоблачением заговора и массовых арестах.

Что до остального, то, возможно, Видок не лукавил, говоря прокурору об отсутствии в его жизни реальных тяжких преступлений. В самом деле, нет никаких свидетельств об участии в грабежах или, тем более убийствах. Конечно, если не считать убийствами дуэли, которых Видок, и правда, числил за собой десятками.

Но дуэли в действующей армии в конце XVIII — начале XIX века были столь распространены, что не только Видок, но и подавляющее большинство его современников, исключая совсем уж заведомых чудаков, вытаращили глаза, если б им сказали: дуэль — это убийство.

Точно такое же удивление у большинства тогдашних европейцев вызвало бы причисление к преступлениям, подлежащим наказанию, карточные мошенничества. Ведь ими не брезговали и вполне уважаемые члены общества — во всех практически странах Европы, от Британии до России. Можно вспомнить, например, знаменитого Ф. Толстого-Американца или других великосветских кутил, о которых открыто говорили, что они «на руку не чисты». Краплёные колоды ходили в приличных домах так же, как на уголовных «катранах» (хотя слова этого тогда ещё не было).

Что до подложных документов и фальшивых приказов — такие правонарушения казались более серьёзными, но и они были распространены чрезвычайно и в общественном мнении не вызывали особого осуждения. Подделка чека, векселя, завещания — конечно, неприличное занятие, но редко в светском обществе дело доходило до суда и тюрьмы. Максимум, ожидавший «шалуна» — увольнение из полка (для военного), отказ от некоторых домов. Конечно, иное дело — профессиональные фальсификаторы, вроде Альберта Лаббе, «капитана» Лаббе. Но Видок не был профессиональным фальсификатором и занимался подлогами лишь по чрезвычайной необходимости.