. Позднее были произведены еще расстрелы, и Антонов-Овсеенко дал следующие общие цифры: «В одном «Арсенале» петлюровцами расстреляно до 300 человек, а всего перебито свыше 1500 человек»
[169]. «На Софиевской площади часть рабочих была отрезана отрядом Петлюры, вышедшим им в тыл, от здания Городской Думы по Михайловской улице. Почти все они, в количестве около 100–150 человек, были захвачены и расстреляны»
[170]. Позднее, согласно этому же автору, будет расстреляно еще 500 человек
[171].
Характерно, что Антонов-Овсеенко разделяет две цифры — расстрелянных и погибших в боях (последних, естественно, больше). Возможно, объединение этих цифр и стало основой для цифры в 1800 человек. В любом случае жертвами именно расстрелов стали в эти дни не менее 300 человек, а скорее 500–700. Интересно в этом отношении упомянутое выше воспоминание одного из участников «похода на Киев» питерского рабочего Чеснокова: «Здесь были устроены похороны всех жертв, которых было до 600 в саду у сахарозаводчика Терещенко. Когда мы стояли у Дарницы, то приезжал Муравьев, который выпустил такое возвание, что тем больше крови, тем больше побед»[172].
Указанный выше масшаб антирабочих репрессий вызвал ответную реакцию Муравьева, в результате которой было расстреляно также многие сотни людей.
Следует отместить, что М. А. Муравьев также использовал расстрел как метод наказания и в борьбе с грабежами в армии. В конце января 1918 г. на румынском фронте по его приказу расстреляно за грабежи 30 анархистов из 150 членов анархистского отряда, входившего в его части [173].
Такие факты, выявленные в ходе следствия над Муравьевым, были осуждены целым рядом свидетелей. Ф. Э. Дзержинский на следствии утверждал: «… худший враг наш не мог бы нам столько вреда принести, сколько он принес своими кошмарными расправами, расстрелами, самодурством, предоставлением солдатам права грабежа городов и сел. Все это он проделывал от имени советской власти, восстанавливая против нас население…»[174]. Несмотря на многочисленные свидетельства, следственная комиссия не подтвердила предъявленное обвинение, и 9 июня 1918 г. дело было прекращено за отсутствием состава преступления.
Так же закончился суд над П. Е. Дыбенко, которого в том числе, помимо самостоятельного оставления фронта, обвиняли в самочинных расстрелах под Нарвой, правда, в гораздо меньших масштабах[175]. Оба закончившихся процесса выявили изменение оценок в подходе к вопросу о применении смертной казни прошедшее за тир месяца. То, что ранее в январе-феврале 1918 г. представлялось преступным нарушением распоряжений советской власти, в апреле этого же года казалось лишь служебным упущением и злоупотреблением.