1.
Ответственность за подобное массовое употребление высшей меры наказания следует возложить на местный Совет, занимавший жесткую, непримиримую позицию в течение всей гражданской войны. Это была местная инициатива, хотя и одобренная по горячим следам некоторыми видными советскими деятелями, например, членом коллегии ВЧК Я. Х. Петерсом. В центральном органе коммунистической партии газете «Правда» он писал в эти дни: «Если рабочий класс возьмет пример с Тамбова, наша борьба с контрреволюцией закончится в несколько дней» [358]. Данное высказывание Я. Х. Петерса надо рассматривать как выражение его политических взглядов, достаточно широко распространенных среди чекистов, а не каких-то его личных человеческих качеств. По свидетельству английского разведчика Б. Локкарта, каждое подписание смертного приговора причиняло Петерсу физическую боль. «В его натуре была большая доля сентиментальности, но он был фанатиком во всем, что касалось столкновений между большевизмом и капитализмом, и он преследовал большевистские цели с чувством долга, которое не знало жалости»[359]. Фанатизм, беспощадность чекистов всегда служили предметом их гордости, культивировались и подчеркивались. «Работающие в Чрезвычайных комиссиях товарищи — фанатики своего дела. История этого им минусом не поставит», — писал впоследствии М. Я. Лацис[360].
Единичные расстрелы во второй половине июня 1918 г. производились чрезвычайными комиссиями также в Витебске, Екатеринбурге, Ельце: всего было расстреляно 10 человек[361]. Данный перечень городов не случаен. Елецкой уездной ЧК высшая мера наказания после вторичного расследования была применена по отношению 6 членов контрреволюционной организации, готовивших вооруженное выступление и террористических акты [362]. При этом Елецкий Совдеп еще в апреле 1918 г. выделялся В. И. Лениным как образцовый по подавлению контрреволюции[363]. Из четырех других случаев расстрелов трое лиц были расстреляны за неоднократные кражи, убийства и грабежи (Витебск), а телеграфист Стенин за шпионаж по телеграфу (Екатеринбург)[364]. Местные советы этих городов лишь подтвердили принятое ими еще весной решение о введении смертной казни. Указанные и ряд других территорий были также автономны и в других областях, вплоть до собственной экономической политики, радикально отличной от Московского центра[365]. Таким образом, практика вынесения смертных приговоров за уголовные преступления, наблюдаемая в первом полугодии 1918 г. в деятельности ЧК, постепенно распространяется и на политических противников советской власти.