Первый звонок, в обком, результатов не дал — оттого, возможно, что день был выходной и у телефона дежурил клерк, неспособный проникнуться важностью момента. Не лучше вышло и со вторым: Свешников хотя и встретил с первых же слов понимание и даже скоро увиделся с одним из комитетчиков, спешно приехавшим в аэропорт, но дальше этой встречи дело не пошло: увидев, что делается в аэровокзале, гэбист, сникнув, сокрушённо проговорил: «Вот если бы вы были нашим сотрудником…» Быть таковым Дмитрий Алексеевич всё же не собирался.
Дважды потерпев неудачу с одним и тем же верным сценарием, Дмитрий Алексеевич приуныл: он не считал себя мастаком на авантюрные выдумки, а подсказки ждать не приходилось; оставалось лишь мыкаться наравне со всеми, надеясь на случай. Самолёты на Москву уходили по вечерам, и он придумал не появляться на следующий день в аэропорту, с его скверной аурой, по меньшей мере до обеда. В конце концов грешно было бы не осмотреть, пусть и бегло, незнакомый город; этому способствовала и погода — мороз и солнце.
Мороз же часа через два прогулки и загнал Свешникова в кинотеатр.
Довольно долго он скучал на фанерном креслице в полупустом фойе — до тех пор, пока перед ним не остановилась, разглядывая афишу на стене за его спиной, женщина, черты которой показались ему смутно знакомыми: определённо, он уже где-то видел эти широко поставленные круглые глаза — такие лица не повторяются. «Неужели, — грустно подумал он, — неужели я так давно живу в этом городе, что уже начал узнавать туземцев?»
Она перехватила взгляд, и ему пришлось нерешительно поклониться.
— Скорее всего, в аэропорту… — пробормотал Дмитрий Алексеевич, вставая.
Женщина была почти одного с ним роста.
— Увы, мы товарищи по несчастью, — будто нехотя согласилась она.
— Те, что — по счастью, в этих местах, видимо, не водятся.
— Те — вообще не водятся. Не расстраивайтесь. Улетим когда-нибудь.
У неё была особенная манера говорить — так наклоняя голову, чтобы смотреть снизу вверх. Странно было, что он не узнал её сразу, хотя ещё в аэропорту обратил внимание на то, как свободно держится эта голубоглазая шатенка, выделяясь среди хмурых фигур, как открыто и без печали, к которой так располагали события, смотрит на людей, неспособных сделать ей добро.
— Когда-нибудь! Неужто вам некуда торопиться? Вы что же — из дома или домой?
— Домой, домой. Дочка ждёт, одна-одинёшенька.
«Теперь она станет показывать фотокарточки», — с неудовольствием решил Свешников. Ему следовало бы спросить что-нибудь о её дочери, да было скучно, и он промолчал, гадая, хочется ли ему теперь случайных знакомств, каким он уже обязан был двумя неудачными женитьбами; нынешнее, правда, могло бы скрасить вокзальные бдения.