Затянувшуюся паузу очень кстати прервал звонок.
Картина попалась, конечно, средняя (конечно — потому, что он ничего не ждал найти в провинции, когда и в столице приличные зрелища были доступны только избранным), и по выходе им не нашлось, что обсудить, а осудить — не нашлось настроения.
— Мы как школьники, — сказала женщина. — Прогуливаем уроки.
— А от контрольной не отвертелись, и заботы остались при нас, — отозвался он, поморщившись при мысли о том, что о заботах и хлопотах, из которых составляется бытие неущербного человека, сейчас не может быть и речи: его судьбою управляет кто-то другой, а ему, пешему пассажиру, остаётся лишь сложа руки ждать оборота колеса.
— Кто-то улетает же, — неуверенно проговорила она.
«И неизвестно, чей самолёт разобьётся, — вдруг додумал Дмитрий Алексеевич обычно отгоняемую мысль. — Кто знает, спасает или губит нас задержка?» Ещё накануне он поймал себя на том, что вслушивается в аэропортовские объявления, ожидая известия о пропаже самолёта, на который сам только что рвался: ему это обещало бы благополучный полёт, оттого что в одном и том же месте никакие могли случиться подряд две катастрофы. Совсем не боясь летать, как другие не боятся, несмотря на жуткую статистику дорожных аварий, ездить в машинах, он всё-таки верил, что, имея дело с авиацией, нельзя ничего менять, своевольничая (как говорили — «перетакивать»), а только — предоставить событиям развиваться своим чередом. Всякий из нас не однажды слышал истории о том, как некто опаздывал на рейс или просто, передумав, сдавал билет — и потом узнавал о крушении своего самолёта; сданный же билет покупал наверняка тот, кто своей волею что-то переменил в последнюю минуту. Так и сегодня, торопясь, можно было улететь, лишь оттеснив кого-то — и переняв его участь. На другой чаше весов лежали вещи, жизненно не важные — потеря нескольких суток, новогодняя ночь в убогой гостинице, тоска, — и, думая о том, стоит ли со всем этим считаться, Свешников то беспокоился всерьёз, то удивлялся ничтожности нынешних переживаний: независимо от их глубины он рано или поздно, тем путём или этим, но добрался бы до места, и ещё неизвестно, где вероятнее всего было стать участником дурных происшествий — в полёте над Сибирью или в родных кварталах. Не секрет, что путевые приключения часто меркнут перед тем, что может с нами случиться — и случается — дома. Иное дело, что в беде или в болезни всяк стремится в своё гнездо.
— Кто-то улетает, а… а чайки умирают всё же — в гавани… — произнёс он знакомую со студенческих лет формулу, не поставив в конце точки: как если бы ждал отзыва на пароль.