Изредка им попадались люди, роскошно одетые. Смотрели с удивлением. Леона думала, что наверняка они удивлены тем, какое отличное платье она соорудила себе из скатерти. А может быть, они были удивлены тем, что маленькая льесса так странно вытянулась в длину. Арман вывел ее в парк, и там пришлось идти по колючим камешкам. Леона невольно ойкала и хромала на обе ноги.
– Ну, потерпи, – попросил Арман, – еще немного!
Когда они зашли за деревья, Арман достал что-то из кармана, бросил на дорожку, Леоне показалось, что это был золотистый шарик. Шарик тут же развернулся в сверкающую воронку.
– Что это? – спросила она.
– Сейчас мы немного попутешествуем, – уверенно сказал Арман, – не бойся.
– Мы пойдем к маме?
– Конечно, – заверил он.
И уже совсем неласково дернул за руку, увлекая за собой в крутящуюся золотую воронку, от одного вида которой почему-то тошнило. Леона взвизгнула – но в тот же миг оказалась снова на твердой земле. Перед ними был небольшой домик, сложенный из бревен. За домиком поднимались темные ели, а вокруг стоял высокий забор.
– А где мама? – прошептала Леона, сообразив, что, похоже, ее обманули, причем подло.
– Придется подождать, – бодро сказал Арман… тонким женским голосом.
Ойкнув, Леона отскочила в сторону. Она обомлела: очертания мужчины плыли, подергивались радужными сполохами, он съежился, сделался меньше… На Леону уставилась молодая льесса с пышными каштановыми кудрями, наряженная в мужской костюм. У нее было очень красивое лицо, щеки с ямочками. Только вот глаза – карие, выразительные – оставались холодными. Леоне даже показалось, что эта льесса прикасается к ней совершенно ледяным взглядом. Так страшно. Неприятно.
– Вы, – пролепетала она. – Что вам нужно?
– Поживешь пока здесь, кукла, – сообщила льесса. – Ты – наша гарантия того, что Линто нас не тронет. По крайней мере, если бы ты ему не была нужна, он бы с тобой так не возился.
И тут Леону словно прорвало. Всхлипнув, она огляделась, развернулась – и побежала к воротам. Затрясла тяжелый засов.
– Мама! Мамочка-а-а!
Но ее догнали. Льесса резко развернула ее к себе и ударила. Отвесила такую пощечину, что слезы брызнули из глаз.
– А ну иди в дом! – рявкнула злобно. – Еще раз попробуешь убежать – выпорю!
Заливаясь слезами, Леона побрела к домику. Что теперь делать, она совершенно не знала.
Еще никогда Леона не бывала в столь бедных домишках. Страх продолжал грызть, царапая игольчатыми когтями, но когда красивая и такая злая льесса силой заволокла ее внутрь, Леона принялась осторожно исподлобья осматриваться. Да, это вам не родное поместье, где она изучила каждый поворот, каждый портрет на стене, каждую истертую ступеньку. Здесь полы были из толстых струганых досок, стены тоже деревянные и ни одного гобелена, оконца маленькие, как будто домик кукольный, вместо ровных стекол мутноватые кругляши, которые едва свет пропускают. Леону подтолкнули в спину к распахнутой двери, она вошла – и тут же съежилась под тяжелым взглядом немолодого, даже старого льесса. Он сидел в большом кресле, но тут же вскочил, и оказалось, что в своем новом теле Леона его не ниже. Льесс показался ей каким-то бесцветным. Ну, лысина на полголовы. Ну, седой венчик волос и коротенькая бородка. Усы ершиком. Невыразительные голубые глаза, круглые. Щеки тоже круглые. И пузцо, обтянутое рубашкой. Поверх рубашки льесс был одет в темный сюртук. И все это вместе составляло совершенно неяркую, словно смазанную картинку.