Леона вдруг почувствовала, насколько она голодна и как давно ела. И поэтому, наплевав на условности и правила приличия, она намазала булку маслом и с наслаждением впилась в нее зубами. Даже глаза прикрыла от наслаждения, казалось, что никогда в жизни она не ела ничего вкуснее. Потом, одолев булку, Леона взялась за кофе. Спросила:
– Почему вы не едите?
Арман неопределенно пожал плечами:
– Откат после модификаторов. Может, к обеду смогу.
И снова умолк, цедя воду. Леона смотрела на него и ловила себя на совершенно крамольной и неуместной мысли. Да, Арман Линто ей определенно нравился. Нет, это не пылкая влюбленность, не наваждение, но определенно и не равнодушие. Было в нем что-то особенное, Леона даже не могла понять, что именно и отчего ее сердце начинало стучать чуть быстрее.
«Это просто жалость, – она тихо вздохнула, – жалость к человеку, который несет непростую ношу и до сих пор не сломался».
А еще, может быть, он ей чуточку нравится потому, что все это время вел себя с ней как благородный человек, ни разу не обидев. Интересно, он со всеми женщинами такой или только с ней, потому что она – маркиза Риквейл?
Любопытно… Но при мысли о других женщинах почему-то стало неуютно. Конечно же они были, всякие и разные. Вполне нормально для здорового и богатого мужчины, которого к тому же побаивается королевский двор.
«Куда тебя несет, Леона? Между прочим, при живом муже. Да и льесс Линто, судя по всему, не расположен к страстному роману».
И тут же вспомнила, как он на нее посмотрел тогда, когда она завернулась в полотенце и думала, что успеет проскочить незаметно.
Все было сложно.
Попивая кофе, Леона внимательно изучала герцога Саторийского. За прошедшие дни у него на подбородке и щеках появилось что-то вроде короткой бородки, которую так и хотелось погладить. И даже стакан к губам он подносил отточенным, аристократичным движением.
А она… Ей ведь ничего не стоило, лишившись метки и убив бандитов, попросту сбежать, а его бросить. Она была бы свободна, а отпечаток королевы через некоторое время сам распался бы, просочился в меморум. Но нет, даже мысли не возникло, что так можно. Бежала со всех ног, лишь бы успеть его вытащить. И ради чего? А ради того, чтобы он теперь ее все-таки привез к Оракулу. Если, конечно, Леона не увидит, где держат Витту.
Леона смотрела на человека, которого должна была считать своим врагом. Он вызывал у нее чувства противоположные тем, какие должен вызывать враг. Не было ненависти, презрения или еще чего-то там. А было нечто неопределенное. Теплое. Она просто желала ему добра.