Вдруг кто-то сзади окликнул Бориса, причем окликнул погремухой, которую тот терпеть не мог и мало кому позволял себя ей называть.
– Эй, Боров, далеко собрался?
Резко оглянувшись, Дерзюк чуть не поперхнулся воздухом. Перед ним как ни в чем не бывало стоял… Секирин, сучара, собственной персоной. Живой, невредимый и какой-то… пугающий. Боря содрогнулся от воспоминаний того необъяснимого чувства страха, накатившего на него, когда смотрел в глаза Секирина на этой же самой парковке. Но сейчас было даже страшнее, будто смотришь не на человека, а в темноту вырытой могилы… и леденящее кровь осознание тревожно загорается в мозгу, что вырыта она именно для тебя.
– Что ты здесь делаешь? – Боров был настолько шокирован, если не сказать испуган, что даже не помышлял о нападении. Все его естество буквально вопило: «БЕГИ!!! БЕГИ, ДУРАК!» Но Дерзюк изо всех своих сил пытался сдерживать этот трусливый порыв. И ему это даже вполне удавалось, пока он не услышал этот зловещий тон.
– Я ведь предупреждал тебя в нашу первую встречу, чтоб ты не дергался в мою сторону, разве нет?
– И что тебе теперь нужно?! – Здоровяк немного побледнел. Это было заметно даже в темноте осеннего вечера.
– Мне нужен ты.
Наплевав на все условности, на гордость, а заодно и на свое достоинство, Борис сорвался с места со скоростью спринтера, на ходу пытаясь вытащить зацепившийся за складку кармана телефон.
* * *
Штырь сидел у себя в кабинете и пил дорогой коньяк, литр которого стоит дороже, чем квартира в ближнем Подмосковье, как простую водку. Он вливал его в себя целыми стаканами, не ощущая изысканного вкуса, богатого аромата и древесных ноток послевкусия, которые так ему всегда нравились. Что-то происходило нехорошее в его жизни, чего раньше никогда не было. Чутье «авторитета» трепыхалось раненой птахой, тревожа и будоража сознание, но ни о чем конкретно не предупреждая. А своему чутью он доверять привык.
Сперва его перепугал внезапный приступ, скрутивший сердце. Штырёв ведь уже давно не был мальчишкой, проблем со здоровьем накопилось предостаточно. Он уж было решил, что все… отбегался, но, слава богу, отпустило его так же быстро, как и припёрло. Однако в больницу он все равно поехал. И не в свою недоклинику, которую он держит для отмывки денег и кое-каких маленьких делишек с наркотическими веществами, а в самую лучшую платную, куда врачей привозят аж из самих Германии и Израиля.
К несказанному облегчению московского авторитета, врачи не обнаружили у него ничего такого, что могло в ближайшей перспективе угрожать жизни, а на все вопросы об этом приступе лишь пожимали плечами, утверждая, что всякое в жизни бывает. Но не успела эта новость успокоить Штыря, как позвонил Чиж. И вместо приятных новостей о том, что паскудный Секирин уже зарыт в лесополосе, он огорошил Игната Альбертовича тем, что проклятый фокусник пропал вместе со своим надзирателем.