Алексарх дочитал пьесу и с отвращением швырнул её на пол. Её присутствие казалось принцу кощунством здесь, в богатейшей библиотеке рукописей и манускриптов, собранных доминиархом со всех концов эктарианского мира. Алекс немало часов провёл среди полок с редчайшими текстами и альбомами, листая огромные фолианты в тиснёных кожаных переплётах или хрупкие свитки на латейском языке.
Теодор Ривенхед наклонился, поднял пьесу и брезгливо положил на пустой стол. Его холёная рука, унизанная тремя золотыми перстнями, сжалась в кулак — доминиарх тут же спрятал его под складку облачения.
Алекс не смотрел спектакль, однако слухи о нём распространялись с такой быстротой, что пришлось прочесть пьесу. Алекса тошнило от того, как она описывает Рагмира, который являлся для него примером мужества и преданности. Принц мечтал о том, чтобы походить на него, а отец позволил какому-то… Ругательство вертелось на языке, но Алекс не станет уподобляться грубиянам, окружавшим его отца и брата. Увы, толпе на улицах было всё равно, пьеса ходила по рукам не только в Нортхеде.
— К моему глубокому сожалению, нельзя решить проблему, отбрасывая её в сторону, — заговорил доминиарх. — А перед нами образовалась чрезвычайно серьёзная проблема, Ваше Высочество.
— Это всего лишь пьеса. Её скоро забудут.
— Если нет заинтересованных в обратном, — заметил Теодор.
— Я стараюсь принять меры…
— Запреты не образумят сомневающихся — лишь убедят в том, что вы скрываете истину, Ваше Высочество.
— Все мы с детства знаем истину — у нас есть жития святых, иконы…
— Неужели вы не видите, что ваш отец настроен низвести их влияние на умы людские? Мне тяжко даются эти слова, но король готовит раскол, губительный для страны.
— Раскол? — Алекс вздрогнул от твёрдой уверенности в словах Ривенхеда. — Вы серьёзно?
— Вы ведь, безусловно, понимаете суть происходящего? Сначала отвратительные рисунки Килмаха и пьески, потом разорение монастыря, сожжение его бесценной библиотеки. Далее последовала смерть настоятеля Родрика Ривенхеда, объявленного вором! Алексарх, вы ведь были с ним знакомы?
— Да, он давал мне советы, которые я не забуду. Я оплакиваю его вместе с вами.
— Вскоре всем нам придётся оплакивать многих, — отрезал Теодор, вытирая платком потную шею под короткими волосиками, выглядывавшими из-под красной шапочки. — В начале лета закрылся один монастырь, а сейчас, полгода спустя, давление на церковь неустанно нарастает.