В чемодане, упакованные в специальные запаянные прозрачные пластиковые блистеры, рядами лежали разноцветные жемчужины.
– И теперь это всё наше. На это можно жить в Стиксе вечно и вечно ни в чём себе не отказывать, – Платон закрыл чемодан, повернулся, сделал три шага к бару и открыл дверцу встроенного в стену сейфа.
Крайне редкие и невообразимо ценные белые жемчужины имперский егерь хозяйственно отложил до лучших времён. Принимать белый жемчуг Платон не торопился. Жизнь здесь длинная. Может, когда и пригодятся.
За его спиной раздался вскрик, стук упавшего на пол тяжёлого предмета и хрип умирающего человека. Торопливо оборачиваться не было нужды, но Платон всё же обернулся.
В это мгновение умирающая Эльза, зажимая руками располосованную шею, соскользнула с инвалидной коляски и распласталась на полу. Между пальцев из разорванного острыми когтями горла толчками выплёскивалась чёрная артериальная кровь.
Пистолет, за рукоятку которого схватилась Эльза, висел на спинке соседнего кресла в наплечной кобуре. Ремни подвесной системы прикрыты небрежно брошенной на спинку камуфляжной курткой, но краешек рукоятки пистолета виднелся. Теперь кобура была расстёгнута, а пистолет валялся на полу. Эльза даже не успела его взвести. Стекленеющие глаза девушки с удивлением уставились на большую пятнистую кошку, равнодушно вылизывающую окровавленную лапу.
Шуша легко доказала, что она не плюшевая игрушка. В пистолете отсутствовал ударник, но генномодифицированная рысь этого не знала. Она просто выполняла свой долг, заложенный в её сознание далёкими от мира Стикса имперскими генетиками.
Платон подошёл к умирающей и презрительно сказал:
– Всё-таки мур – это не сложившиеся обстоятельства. Мур – это состояние души, – не сдержав эмоций, Платон плюнул в красивое лицо очередного чудовища мира под названием Стикс.
Даже зная, что она не сможет самостоятельно выйти из жилого сектора, Эльза попыталась его убить. Это существо обуяла элементарная жадность, поглотившая эту потрясающе красивую оболочку без остатка.
Эльза Кальб, Крис, Лика и ещё десяток рабочих имён. Ведь женщина в Улье может взять себе любое, а черты лица и цвет волос она могла легко изменить. Могла изменить внешность и имя, но для Рона и его мерзавцев она всегда была Стервой и творила такое, за что её стоило посадить на кол и, отпаивая живцом, день за днём жечь паяльной лампой. Это внешнее подобие человека не заслужило другой смерти.