— Главное, что ты у нас оказался, а не у врага.
— А чего мне там делать, когда у меня здесь четыре деда — это только из самых близких — воюют на разных фронтах. А без вести пропасть должен был только Иван Потемкин.
— А остальные, погибнут?
— Да нет, вернуться. Двое из них, родные братья Ивана. Они мои деды, по материнской линии, а еще один по отцовской. Тот, что по отцу, будет дважды ранен и, очень долго будет лежать в госпиталях, а затем всю оставшуюся жизнь — лечиться. Он так и умрет, с осколком танкового снаряда в легком. Вот так. А то, что вы просите, я уже давно накидал на бумаге. То, что вспомнил, конечно.
— Можно взглянуть?
— Да вот, пожалуйста, — я достал из кармана, сложенный тетрадный лист, взял его у Ивана, еще пару дней назад.
Майор развернул бумагу и, прочитав первые строчки, поднял глаза:
— Вот только не надо, так на меня смотреть, да я знаю, что говорю. Дойдут немцы до Москвы, но не войдут, а в декабре мы откинем их от столицы. Но вот дальше нужно будет быть очень осторожными, чтобы не повторилось то, что было в моем времени.
— Ленинград точно не возьмут?
— Точно, но он будет в кольце блокады 900 дней. Город сильно пострадает от бомбежек и артобстрелов, умрет от голода и ран очень большое количество мирных жителей. Но город устоит! Опять же нельзя допустить многих ошибок, при попытках его деблокады. Они нам аукнутся позже, когда появится Русская освободительная армия. Очень большой объем работы нужно провести.
— Я сам из Ленинграда, у меня там семья. Жена, родители, дочь!
— Будем надеяться, что все обойдется. Бадаевские склады…
— Уничтожены, да, вряд ли бы об этом знал, не будь ты из будущего.
— Вот и я про тоже.
— Ладно, иди, отдыхай и помни свое обещание. Я скоро вернусь.