— Мистер Спенс, позвольте вам представить госпожу Скрябину, — произнес Аврин. — Зная о вашем большом интересе к русскому искусству и литературе, она давно хотела с вами познакомиться.
— О, я очень рад, — живо откликнулся англичанин, склоняясь к руке Светланы. — Вы имеете отношение к искусству или литературе?
— Косвенное. Я переводчик.
— Переводчик — замечательная профессия. Он наводит мосты между культурами.
— Вы точно определили суть профессии. Вот только по этому мосту идут другие люди, часто даже не думая о том, кто его соорудил.
Томас Спенс внимательно посмотрел на нее.
— Вас это огорчает?
— Иногда. Бывает, что перевести книгу труднее, чем ее написать. Многим кажется, что эта профессия чисто формальная, надо всего лишь изложить на другом языке то, что уже написано автором. Но нередко сталкиваешься с тем, что буквальный перевод не дает адекватный смысл, либо вообще искажает содержание произведения. И приходится становиться по сути дела соавтором, хотя никто об этом даже и не подозревает. Увы, переводчик — это человек, которому суждено всю жизнь оставаться в тени других людей, тех, кого считают истинными творцами.
— Но такая женщина, как вы, не может всю жизнь оставаться в тени. Вы призваны блистать. Это ваше предназначение.
— Спасибо. Но, честно говоря, я к этому не стремлюсь. На самом деле, мне нравится быть неизвестным соавтором. В этом есть своя скромность обаяния. Когда встречаешься с по-настоящему талантливым произведением, то радуешься выпавшей удачей соприкоснуться с ним и оставить на нем свой маленький узор. Даже смешно думать в этой ситуации о какой-то известности, это было бы таким убогим проявлением собственного тщеславия. Главной наградой становится сама работа.
Спенс слегка покачал своей благородной сединой и, как показалось Светлане, с уважением посмотрел на нее.
— Вы абсолютно правы, — с жаром произнес он, — скромность есть истинное украшение подлинного творца. Я много общаюсь с той частью общества, которую часто называют богемой. Подавляющее число этих людей совершенно лишены этого качества, зато их тщеславие гипертрофированно столь сильно, что буквально рвется из них наружу. Признаться, я не верю, что они способны на создание шедевров, они чересчур поглощены созерцанием собственного я.
— Я думаю, чтобы создать шедевр требуется на это время забыть о своем я. Только тогда становится возможным подлинное творчество.
— Именно так! — теперь уже с восторгом воскликнул он. — Я долго искал эту мысль, а она все время от меня ускользала. А вы выразили ее так просто и непринужденно. Браво!