Через какое-то время громкий визг всполошил весь вагон. Мальчишка с ревом возвращался, держа вытянутой руку – указательный палец был весь в крови. Бабушка поясняла сбивчиво запричитавшей мамаше, что Витюша засунул палец между дверью и косяком, а она стала закрываться. Тут же по первое число получила проводница, принесшая аптечку с бинтом и йодом, почему, де, двери у вас всегда нараспашку. Та ответила, что в жару закрывать – все задохнутся. Они бранились, а мальчик орал, слезы у него лились ручьем. Все ему сочувствовали и успокаивали. Пальчик не сломан, кровь сейчас прекратится, успокойся бедненький, боль пройдет. Когда все выговорились, отдали дань сочувствия, замолчали. Но мальчишка не унимался. Он орал все громче и громче, подняв указательный палец кверху.
Я не понимал, как можно орать, имея такие ништяковые игрушки, тем более что бабуля пообещала купить еще кучу! Подумаешь, прищемил палец. Я это делал несколько раз, но орал недолго, самую малость вначале – от неожиданности. Я и на заборе как-то висел на гвозде. Гвоздь проткнул мне ногу ниже колена, и я не мог слезть с забора. Кровь хлыстала так, что забрызгала всю дорожку, по которой мама несла меня домой. Она промыла рану марганцовкой и все. А когда я на другом заборе – бетонном – прищемил пальцы на ногах и старшие пацаны помогали мне выбраться, поднимая верхнюю плиту забора вдоль пазов, то ни разу даже не пикнул, хотя было ужасно больно, но мне было стыдно зареветь перед старшими ребятами. И отец не любил, когда я плакал, и мама расстраивалась. Чтобы не сильно их расстраивать, я и не ревел почти никогда. А этот мальчишка наяривал сольную программу с упоением. Боль, скорее всего, поутихла, но обида, несправедливость заставляли его орать и орать. Разве может такому хорошему, красивому, замечательному мальчику причиняться боль? В общем, избалованное чадо испортило настроение всему вагону и продолжало его портить до самого приезда в Москву. Тетя Клава и дядя Рудик в связи с непредвиденными обстоятельствами прекратили выполнять роль гидов и угрюмо помалкивали всю дорогу.
Москва предстала передо мной в виде большого Казанского вокзала. Мы должны были сделать пересадку, чтобы продолжить путь в Симферополь. Весь наш багаж мы сложили в кучу – большая куча получилась! – и стали ожидать прибытия симферопольского. Мне купили настоящее эскимо. Оно поразило меня изящной формой и небывалым, сказочным вкусом. Кроме того, мне вручили воздушный шар и сказали, чтобы я его крепко держал, потому что он может улететь. Я не поверил и отпустил нитку. Шарик взмыл в небо к моему великому удивлению. Шары не могут так летать, сколько раз их надували, они всегда падают на землю!