И вдруг преобразилась. Подтянулась, собралась, стала загадочной, интересной, далекой…
«Она замечательная, — уже почти не уговаривала себя Инна. — Они отличная пара».
Надя наклонилась к уху Инны:
— А какие у вас духи?
Инна едва не расхохоталась — девочка очень быстро все схватывала.
— Пойдем посмотрим, принюхаемся. Только сначала — умыться. Для чистоты восприятия, так сказать.
Они оставили Алексея с пакетами, а сами вошли в туалет.
Надя сполоснула лицо, фыркнула задорно и вдруг призналась:
— У меня там все мокро.
— Значит, мы идем в нужном направлении.
«Если б ты знала, девочка, если б ты знала», — с ужасом подумала Инна.
Надя еще что-то хотела сказать, но Инна поторопила ее, она вдруг поняла, что боится оставаться наедине с невесткой.
Москва встретила ее снегом. Пушистые хлопья забивались за воротник, и Инна с забытым чувством радости, ощущала, как они тают, коснувшись щек, и превращаются в прохладные капли.
Гид, встречавшая тургруппу, суетилась, рассаживая иностранцев по местам в новеньком «Икарусе».
— Мадам Коллинз, плиз… Мадам Коллинз…
Инна очнулась, спохватившись.
Коллинз — это она. Надо быть внимательнее…
«Дожила… — с грустью подумала она, занимая место у окна. — Через десять лет приезжаю, словно воришка, под чужой фамилией, с чужими документами, с трудом втиснувшись в экскурсионный тур… Спасибо, Сара Коллинз отказалась от поездки, уступила свое место. Иначе бы не успела… Да и кто знает… Перестройка перестройкой, а в Комитете небось по-прежнему действительны списки «нежелательных гостей»… Эта система при любой власти бдит… Для меня граница на замке…»
Она зябко запахнула дубленку, смотря в окно на такие родные и знакомые московские улицы…
Сейчас они выскочат на Ленинградку, а там, если повернуть вправо, рукой подать до ее дома…
Но их автобус не будет сворачивать. Они минуют Белорусский вокзал, проедут по улице Горького и остановятся у «Интуриста»…
А что там дома? Как отец? Он, наверное, убит горем… А Алешка? В какой же класс он теперь ходит? В третий? В четвертый? И скорее всего, в ее школу… Она хорошая и близко от дома… Может, он сидит в том же классе, что и она, и на той же парте?
Как пусто теперь в их квартире без мамы… Неужели она больше не хлопочет на кухне, не печет ватрушки, не ворчит на отца за то, что он бросает где попало газеты и сигареты?..
Ну почему она не может прийти домой, попрощаться с матерью, поцеловать последний раз холодное, застывшее лицо, обнять отца и сына?!
Танька позвонила в Нью-Йорк, сказала, что у мамы инсульт, состояние безнадежное. К тому времени Инна уже рассталась с Женей, с его отцом и матерью, она больше не могла лгать. Теперь вот живет в Америке, перебивается редкими заработками.