На сцене жертве подавали яд. Но хозяйка не хотела или просто не могла стать жертвой, она отказывалась от напитка настолько бесхитростно, что было не ясно, знает ли сам автор пьесы, почему она не хочет пить — разгадала коварный замысел или просто капризничает?
«Все пропало. Теперь я для нее враг… — подумала Инна. — Но как держится, как улыбнулась! Молодец, Надя!»
«Все понятно. Это не она нас сюда привела. Это они меня сюда привели. Он и она. Вместе».
Надя ощущала себя металлическим осколком между полюсами магнита из какого-нибудь примитивного школьного опыта. Маленьким ребенком, который схватился за обрывки провода.
«Я ведь хотела все исправить. Сходить в театр по-человечески — и то не получается, — думала Инна, совсем перестав следить за сценическими страстями. — А собственно, что «исправить»? Я кто — преступница? Или совершила проступок, который надо исправлять?»
Кто-то, кажется, умирал на сцене. Звучал душераздирающий шансон.
«Нет. Не совершила. Еще не совершила».
Инна искоса взглянула на Лешу:
«А он? Что он? Якобы воплощенное спокойствие. Но я же тебя знаю, я же тебя всего чувствую, Лешенька, от меня-то ничего не скроешь. Ведь все равно сорвешься, такого натворишь… Но о чем ты сейчас-то думаешь?»
Леша был непроницаем, будто в стеклянном колпаке.
«Ох, тяжело это все, — подумала Инна с такой тоской, что в груди что-то сжалось, заныло. — Тяжело и страшно. Что теперь будет-то?»
А был конец спектакля.
Были аплодисменты, цветы, все хлопали долго, вызывали актеров несколько раз.
И Инна, Надя, Леша тоже встали и хлопали, монотонно, вместе со всеми. Лишь бы не двигаться, не разговаривать, не смотреть друг на друга.
Впрочем, Леша, приложив ладонь к ладони, просто стоял, будто отдыхая после изнурительной, тупой работы.
Потом все многоголовой медлительной живой массой поползли к выходу.
Переминание с ноги на ногу стало единым, размеренно-неправильным ритмом. Казалось, никакого движения вперед не происходит и происходить не может. Инну все время прижимали к Наде, а Надю — к Леше, но слева и справа были люди, притиснутые так же плотно, но совершенно чужие — и ощущение собственного тела и прикосновений к нему просто исчезало.
Когда их наконец вынесло в фойе, рядом снова оказалась Иришка.
— Ну как вам? — улыбнулась она, закуривая сигарету в длинном мундштуке и шагая вместе с ними к выходу.
— Замечательно! Прекрасно! Просто слов нет! — заговорила Надя радостным голосом.
Иришка, похоже, сочла восторги искренними — и оживилась, будто ее наконец включили в сеть и нажали нужную кнопку:
— Котик, ведь правда, он гений! Просто гений. И все мальчики его гении. Я имею в виду актеров, — пояснила она, повернувшись к Леше. — А вы на «Лолиту» не ходили?