– Вы были вне подозрения, что позволяло вам руководить шпионской сетью. Именно это и требовалось Берлину, – сказал Альби.
– Совершенно верно. Приехав в Лондон, я сразу же занялся построением сети. Мне требовалось снабжать Берлин сведениями. Важными сведениями. Постоянно. В противном случае, меня бы заподозрили. Отсюда и документы в конвертах, которые Глэдис передавала Дженни, а та – моему курьеру. Но Лондон получал от меня гораздо больше, чем Берлин. Кроме Асквита, обо мне никто не знал. Ни вы, мистер Олден, ни Бёрджесс, ни даже Черчилль. Они и не должны были знать, иначе это ставило меня под удар. Должен сказать, Асквит мне великолепно подыгрывал. Он даже приглашал меня в свое загородное поместье одновременно с другими шпионами. Я имею в виду германских агентов, находящихся в постоянном контакте с Берлином. Таким образом, в Берлине получали косвенное подтверждение, что я выполняю свою работу. Два дня назад я виделся с Асквитом, и он сказал, что союзники победили во многом благодаря моим усилиям. Хотя эти лавры мне нужно бы разделить с «испанкой». Полагаю, она унесла больше жизней немецких и австрийских солдат, нежели солдат союзных сил.
– Но из-за ваших лондонских делишек умирали люди! – сердито бросил ему Шейми.
Взгляд Макса стал жестким.
– Да, умирали. Когда я находился в Лондоне, в глазах других немецких шпионов я должен был выглядеть как германский шпион. Отсюда все эти жестокие и очень жестокие действия. Я сожалею о смерти Мод Селвин Джонс и смерти Глэдис Бигелоу. Я сожалею обо всех страданиях, причиненных Дженни Финнеган. Но такова была плата за роль, которую мне приходилось играть. Очень высокая плата.
– Дженни Финнеган была моей женой, – сказал Шейми. – Моей женой, – повторил он. – Наша жизнь вас не касалась… вы не имели права…
– Да, она была вашей женой. А кем были все германские моряки, которых вы, капитан Финнеган, отправили на дно Средиземного моря? Кем были они? Я вам отвечу. У каждого из них была мать. Кто-то из них был женат и имел детей. Согласен, Дженни страдала. Мод и Глэдис расстались с жизнью по моей вине. Но как насчет других жизней, которые я спас? Их было гораздо больше. Сколько людей остались в живых благодаря тому, что я и подобные мне способствовали скорейшему окончанию войны? Сотни тысяч? Миллионы? Что правильнее: пожертвовать многими жизнями ради спасения одной? Или одной жизнью ради спасения многих? На этот вопрос, капитан Финнеган, я никогда не найду ответа, и он всегда будет преследовать меня.
Вдали между деревьями вдруг замелькали лучи фонариков.