Здорово.
Я не обращаю на нее внимания, сосредоточившись на том, чтобы поставить свой любимый гематит в нескольких сантиметрах от ее уродливой фарфоровой руки.
Облокотившись на шкафчик, Флора изучающе оглядывает меня:
– Ты что, ведьма? – наконец спрашивает она. – Волшебные камни, кристаллы и прочее.
– Нет, – отвечаю я, расположив цитрин слева от гематита, – я геолог. По крайней мере, собираюсь им стать.
– Я бы предпочла ведьму, – говорит она, – это было бы и то интереснее. Как зовут-то тебя, моя дорогая соседка?
– Милли, – отвечаю я, наконец подняв на нее взгляд. Интересно, я когда-нибудь привыкну смотреть на кого-то настолько красивого? Она, конечно, заноза в заднице, но я в жизни не видела таких глаз – светло-карих, почти такого же медового цвета, как и волосы.
И теперь эти глаза смотрят на меня:
– Просто Милли?
Что за расспросы?
– Милли Квинт. Извини, но это все. Ни госпожа, ни миледи. Никаких приписок.
Презрительно усмехнувшись, она отходит к кровати:
– Еще и из Америки.
– Не просто из Америки – я из Техаса.
– Это все сюрпризы на сегодня? – бормочет она и вытаскивает из стоящей на полу сумки журнал.
Я наблюдаю за ней, а потом возвращаюсь к своей коллекции минералов. Провожу рукой по любимому гематиту, который нашла в прошлом году в Аризоне. Я заставляю себя сказать:
– Слушай, извини, что я назвала тебя Верукой Солт. Я очень устала, а ты… и правда громко себя вела.
Я думала, что принцессы не фыркают, но именно такой звук Флора и издала из-за раскрытого журнала.
– Как мило, что ты думаешь, что такая, как ты, может меня обидеть, Квинт.
Я стискиваю гематит:
– Милли.
– Вообще-то, – говорит она, бросая журнал на кровать и одаривая меня ядовитой улыбкой, – мне без разницы, я даже не хочу запоминать, потому что ты недолго будешь моей соседкой, обещаю тебе.
Вообще-то я не против физкультуры.
Это полезно, важно для здоровья, хорошего настроения и все такое. Спорт – это жизнь! Но есть большая разница между занятиями йогой в субботу утром и тем, что под физкультурой понимают в Грегорстоуне.
Во-первых, она начинается в безбожную рань – в шесть утра.
Во-вторых, это бег.
Мы наматывали круги и в Пекосе, особенно когда наш учитель по физкультуре больше ничего не мог придумать. Мне это никогда особенно не нравилось, но по крайней мере мы были в зале, где зимой тепло, летом прохладно, и вероятность наступить в овечьи экскременты намного меньше.
А именно это сейчас и произошло.
Мое пятое утро в Грегорстоуне. Идет дождь, но бег никто не отменяет.
Доктор Макки считает, что это не дождь, а изморось, что-то среднее между мелким дождиком и туманом. Конечно, не льет как из ведра, но я промокла уже через пять минут. А еще на дороге скользко, поэтому у меня нога и соскользнула в экскременты во время поворота.