— Вижу, ты стал воспринимать нас как противников. Это неверно. Может быть, ты смягчишь своё сердце, если узнаешь, что лично я не хотел тебя проверять таким грубым способом.
— Старик, меня учили так: если что-то крякает, как утка, выглядит, как утка и двигается, как утка, то скорее всего это и есть утка. Мой возраст много меньше твоего, но я прожил достаточно, чтобы судить о людях по тому, что они делают, а не по тому, что они говорят.
Слушая, дед улыбался, будто Роман кормил его мёдом.
— Я слышал, ты любишь делиться знаниями и умениями, причём чаще всего даже не берёшь за это платы. Пожалуйста, покажи мне маленькие поделки, которые ты собираешься делать большими.
— Мне хотелось бы знать, кого я приглашаю под крышу своего дома. — Шишагов не сильно хотел продолжать разговор, но повода отшить дедушка пока не давал. Старик легко поднялся, лишь для виду опёршись на отполированную ладонями суковатую палку.
— Можешь называть меня Парабат, — заявил он.
Роман распахнул перед ним дверь:
— Проходи, уважаемый Парабат, сейчас всё тебе покажу.
Въедливый старикан провёл с Романом весь день, таскаясь за ним, как хвост за лисицей. Рассматривал миниатюрные механизмы, расспрашивал об устройстве корабля, одолевшего Западное Море, интересовался, почему нагревающееся долгое время с угольной пылью железо становится твёрже, почему в строю воин становится втрое сильнее. Вечером, сидя за одним столом с Ромиными домочадцами он снова пригласил Шишагова в гости.
— Я приношу тебе извинения за оскорбление, нанесённое моим учеником. Прошу, всё-таки посети нашу обитель. Ты хранишь очень много новых знаний и умений, обидно будет, если по какой-то причине они пропадут для следующих поколений. Мы же поделимся с тобой своими. Поверь, нам есть что тебе рассказать. Когда будешь принимать решение, учти — таких предложений мы не делали никому уже больше века.
Роман допил свой травяной чай, подумал…
— Надолго приглашаете?
— Для начала хотя бы месяц у нас поживи, а там сам решишь.
— Когда выходим?
— Завтра утром.
— Мой зверь, — Шишагов указал глазами на развалившуюся у печки Маху, — идёт с нами.
Люди предполагают… Роман до утра инструктировал всех — Берегуню, Дзеяна, Акчея и Рудика, надоедал Прядиве, проел плешь своим подмастерьям — всем четырём вместе и каждому по отдельности, пока наставления не были повторены слово в слово.
"Всё равно половину перепутают, но хоть так" — в таких случаях Роман был пессимистом. Прядива накрывала ранний завтрак, когда от Савастея примчался младший из помогателей — мальчонка лет двенадцати, и, пытаясь унять дыхание, выпалил: