— Если верить некрологу, она умерла в 1998 году, — замечает Фрэнки.
— Да, с годом все верно, но никто не знает, в какой день это произошло. Мой двоюродный брат Уэнделл в какой-то момент забеспокоился и все же отправился к ней домой. Он обнаружил Виду лежавшей на кровати, укрытой одеялом до самого подбородка. Она была мертва уже несколько дней. Вида оставила записку с инструкциями. Она хотела, чтобы ее погребли рядом с детьми, без церемонии похорон и каких-либо ритуальных процедур. Еще Вида написала, что последнее, что она сделала, — это наложила проклятие на дом. Грустно об этом говорить, но мы все вздохнули с облегчением, когда она умерла. Мы похоронили ее в спешке, в грозу, присутствовали при этом только члены семьи. В тот момент, когда гроб опустили в землю, молния ударила в одно из деревьев на кладбище. У нас у всех просто сердце в пятки ушло. Никогда в жизни я не испытывал такого страха, и в первый и последний раз в жизни радовался при виде того, как крышка гроба скрывается под землей, которая из-за дождя превратилась в грязь.
Райли отпивает большой глоток лимонада и вытирает губы тыльной стороной ладони.
— Такова была моя бабка Вида. Мы звали ее бабулей, но большинство детей, живших в округе, за глаза называли вудуисткой.
— Нам нужно осмотреть чердак, — произносит Фрэнки, стараясь, чтобы его голос звучал твердо и уверенно.
— Вы сошли с ума, приятель!
— У кого находится ключ?
— У меня. Я не заглядывал туда много лет. Электричество в доме давным-давно отключено, но порой по ночам в окнах виден свет. Он движется там, внутри. Только безумец войдет в эти двери.
— Мне нужно подышать воздухом.
Они выходят из церкви и направляются к своим машинам.
— Знаете, все это очень странно, — говорит Райли. — Кенни погиб двадцать лет назад, и с тех пор никто не проявлял к этому никакого интереса. А теперь менее чем за неделю появляетесь вы и еще двое других, которые тоже пытаются что-то выяснить.
— Двое других?
— Да, двое белых типов приезжали сюда на прошлой неделе и задавали вопросы по поводу Кенни. Интересовались, где он вырос, где жил, где похоронен. Мне они не понравились. Я притворился тупым и ничего им не сообщил.
— Откуда были эти типы?
— Я не спрашивал. Хотя мне показалось, что они бы все равно не сказали.
Первая операция, которую делают Куинси Миллеру, продолжается шесть часов. Ему собирают по кусочкам плечо и ключицу. Операция завершается успешно, врачи довольны результатом. Я сижу рядом с Куинси несколько часов, пока он приходит в себя. Его истерзанное тело восстанавливается. К нему частично возвращается память, но какие-либо воспоминания о нападении у него по-прежнему отсутствуют. Я не рассказываю ему ничего из того, что мы знаем о Драммике, Роберте Эрле Лейне, Адаме Стоуне и Скипе Дилуке. Куинси находится под действием сильных лекарственных препаратов и просто не готов выслушивать историю, которую я мог бы ему поведать.