Блюстители (Гришэм) - страница 224

Мы ждем, но на сей раз ничего не происходит. Дверь больше не закрывается сама собой. Я включаю свой фонарик, Фрэнки делает то же самое. Фонарик он держит в левой руке, ломик — в правой, а «Глок» — в кармане на бедре. Одного взгляда на его лицо достаточно, чтобы понять, что Фрэнки испытывает ужас. И это человек, который провел в тюрьме четырнадцать лет и выжил! Я открываю дверь еще шире, и мы с Фрэнки шагаем внутрь. Вида умерла тринадцать лет назад, и дом, вероятно, все это время был закрыт для доступа, но кто-то все равно вынес из него бо́льшую часть мебели. В доме витает некий запах, не то чтобы очень уж неприятный, но сильный и какой-то затхлый. Деревянные полы покрыты плесенью и гнилью, я буквально чувствую, как вместе с воздухом вдыхаю смертоносные бактерии.

С помощью фонариков мы исследуем спальню, расположенную слева. Матрас на кровати покрыт толстым слоем пыли и грязи. Я предполагаю, что именно на ней умерла хозяйка дома. На грязном полу валяются осколки разбитых стеклянных абажуров, старая одежда и газеты. Перешагнув через порог кабинета, мы делаем несколько шагов и тоже обшариваем его лучами наших фонариков. Они освещают телевизор с разбитым экраном, выпущенный в 60-е годы, отстающие от стен обои. Повсюду толстый слой пыли и паутины и груды какого-то барахла.

Пока мы, светя себе фонариками, осматриваем лестницу, готовясь подняться на второй этаж, на улице начинается сильный дождь. Его капли, обрушиваясь на металлическую крышу дома, издают оглушительный шум. Поднимается ветер, от него стены строения начинают дребезжать и потрескивать.

Я поднимаюсь на три ступеньки. Фрэнки идет за мной по пятам. Внезапно входная дверь снова захлопывается. Мы оказываемся закрытыми в доме вместе со всеми призраками и духами, которыми его населила Вида. Я замираю, но лишь на мгновение. Как-никак я руковожу этой экспедицией, я храбрец, а значит, не могу показывать свой страх, хотя в животе у меня разливается неприятный холодок, а сердце вот-вот разорвется.

Интересно, что скажут Вики и Мэйзи, если я сообщу им об этом эпизоде? Доставит ли мне удовольствие их реакция?

А теперь добавьте эту ситуацию ко всему тому, о чем не упоминалось во время обучения на юридическом факультете.

Мы с Фрэнки добираемся до конца лестницы, и нас охватывает такая жара, будто мы попали в сауну. На втором этаже стоит горячий влажный туман, который мы могли бы увидеть, если бы вокруг не было так темно. Дождь и ветер обрушивают на крышу мощные удары, окна оглушительно дребезжат. Мы входим в спальню, расположенную справа. Это совсем маленькое помещение. Все, что в нем есть, — это матрас, сломанный стул и изорванный в лохмотья ковер. Мы освещаем фонариками потолок в надежде обнаружить хоть какой-то вход на чердак, но ничего не видим. Потолок сделан из сосновых досок, покрашенных в белый цвет, но теперь краска шелушится и облезает. В углу что-то шевелится, опрокидывается какая-то банка или кувшин. Я направляю туда луч фонаря и говорю, обращаясь к Фрэнки: