— Да.
— Вы знаете, кто такой доктор Бендершмидт?
— Он хорошо известен в наших кругах.
— Вы согласны с его заключением, что кровь на рубашке — человеческая, а кровь на линзе фонарика принадлежит какому-то животному?
— Да, в этом нет никаких сомнений.
Тут Кэннон делает нечто такое, чего, на моей памяти, никогда не делал в зале суда. Он начинает смеяться. Ведь теперь продолжать приглашать свидетелей и выслушивать их показания — абсурд. Билл смеется над никчемностью улик и свидетельств против нашего клиента, над представителями обвинения, действующими от имени штата Флорида, и их жалкими попытками оставить в силе ошибочное судебное решение. Разводя руками, он спрашивает, обращаясь к судье:
— Что мы здесь делаем, ваша честь? Единственное вещественное доказательство, связывающее нашего клиента с местом преступления, — это фонарик. Теперь мы знаем, что на месте преступления фонарика не было, и изъяли его не оттуда. Моему клиенту он не принадлежал.
— У вас есть еще свидетели, мистер Кэннон? — интересуется судья.
Усмехаясь, Билл качает головой и спускается с подиума.
— Мисс Идальго, а у вас свидетели есть?
Кармен, представляющая обвинение, молча машет рукой, и вид у нее такой, словно она была бы рада бегом броситься к ближайшему выходу из зала суда.
— Заключительное слово со стороны защиты?
Билл останавливается у стола, за которым сидим мы, и произносит:
— Нет, ваша честь. Мы считаем, что сказано уже достаточно, и настаиваем на том, чтобы суд принял решение как можно быстрее. Врачи выписали Куинси Миллера из больницы, и завтра его должны перевезти обратно в тюрьму. Это просто какой-то балаган. Ему нечего делать в тюрьме сейчас, и нечего было там делать двадцать лет назад. Штат Флорида осудил Миллера ошибочно, и он должен быть освобожден. Тянуть с восстановлением справедливости в отношении нашего клиента — значит, отказывать ему в ней.
Сколько раз я слышал эти слова? Долгое ожидание — одна из неприятностей, с которыми приходится сталкиваться в нашей работе. Десятки раз я становился свидетелем того, как суды «мариновали» наши дела, связанные с освобождением заключенных, ставших жертвами судебной ошибки, словно время ничего не означает. Я сотни раз жалел, что какого-нибудь чванливого судью нельзя заставить посидеть в тюрьме хотя бы в течение выходных. Наверняка проведенные в камере три ночи чудесным образом изменили бы его отношение к своей работе в лучшую сторону.
— Объявляю перерыв до часу дня, — с улыбкой говорит судья Кумар.
Кэннон прыгает в лимузин и стремительно уезжает в аэропорт. Там его ждет личный самолет, на нем он должен лететь в Хьюстон на переговоры о досудебном урегулировании некоего гражданского иска. На них Билл и его коллеги будут рвать на части фармацевтическую компанию, которую поймали на необоснованном сокращении фазы клинических испытаний новых препаратов. От радостного предвкушения Билл находится в состоянии, близком к эйфории.