— Это вы ещё в бочку с солониной не заглядывали, — хмуро буркнул Тимофей. — Там ведь вообще вот такенные черви ползают, — и он демонстративно рубанул ребром ладони у локтя.
— Да-а, — крякнул Карпыч. — Вспоминаю полевую жизнь в Пруссии в ту, семилетнюю, войну. Тама тоже, пока снабжение по морю не наладили, вот так же мы червями свой паёк сдабривали. Не-е, ну, опосля вроде как всё наладилось. Но тут-то уже цельных четыре года воюем. И чего за зиму добрых запасов не понаделать, а то, что сделали, чё же не сохранили?
Сам тыловик роты в это время стоял перед командиром и докладывал про невесёлые дела со снабжением:
— Подвоз в эту зиму, вашбродь, был очень плохой. Сохранность тоже таксебешная. Вся армия кашу на солонине готовит, перед этим сутки её в воде вымачивая. Я там пошептался кое с кем, нашёл, конечно, знакомцев, чуть позже нам солонинку получше вот этой найдут. Сухарики из хороших мешков приготовят. С мукой вот только худо покамест, а так за трофейное или за серебришко, думаю, смогу завтра поправить дело. Поначалу мне ведь как чужому всё тут сбагрили. Это уже опосля мы сговорились. Да и я там, вашбродь, пару мешков ячменя за трофейный кинжал выменял, как раз у меня он лишний был. Вот, всё, что мог, — и он развёл руками. — А то вон некоторые у нас уже хают.
— Понятно, Потап. Никто тебя ни в чём не винит, — успокоил своего интенданта Егоров. — Я сам слышал, как генерал головное интендантство костерил за его небрежение и за неповоротливость. По деньгам, чтобы чего подкупить, подходи ко мне смело, в общей кассе у нас серебро пока есть. Да и кое-что из трофейного имущества имеется, ты же сам знаешь. Только уж будь осторожней, с оглядкой обговаривай всё это и смотри не наглей! Ну да не мне тебя учить, ты-то у нас уже калач тёртый, ещё моему Никитичу помогал, — и Лешка, вздохнув, вспомнив своего дорогого, погибшего в бою дядьку.
К вечеру в роте был готов ужин. Пшеницу и ячмень, предварительно раздробив и обжарив, сварили с промытой и вымоченной солониной. Туда же добавили топлёное масло из последних запасов, очищенные от плесени сухари и ещё немного молотого перца. Егеря, конечно, привыкли у себя в Бухаресте питаться значительно лучше, но на свежем воздухе, когда у всей армии был одинаковый порцион, и это заходило неплохо.
Когда ужин был в самом разгаре, а в нескольких тройках солдатики уже черпанули ложками дно, в сопровождении нескольких офицеров показался сам Вейсман.
— Тише, тише, поручик, не тревожь роту, пусть солдаты поедят спокойно, — остановил он Егорова. — Оглядеть, как вы тут устроились, вот хотим, свои полки-то мы уже почти что все прошли. Задержались немного с ужином?