Кондара же ничего не могло отвлечь от погружения в крах собственных взглядов. Еще и найденное тело в лагере, убитое током, почти прожаренное в собственном костюме, стояло у него перед глазами.
Что происходит, он понимал еще меньше, чем все остальные, зато чувствовал много больше. Такие, как он, ставили себя выше таких, как эти люди, а сами, по сути, были еще страшнее. Демоны хоть что-то испытывали, а он подписывал бумаги без малейших сомнений.
На Вильхара и вовсе было больно смотреть. Совсем мальчишка еще, по сравнению с его годами – крепкий, сильный, веселый. Он все шутить пытался, когда лагерь пребывал в оглушенном ужасе, и Тибальда искал, напевая какую-то песенку.
− Так, ну из наших же все живы! Прекратите киснуть! Прорвемся! – говорил он и улыбался, а у Кондара внутри все сворачивалось злобной шипящей змеей.
Этот парень точно так же, как и сам Кондар, защищал то, что ему дорого. Был ли он в этом по-настоящему виновен? Заслужил ли он гнить в этих песках?
День назад самому Кондару, летя сюда, хотелось орать, что это не справедливо, что он не чудовище, но он молчал. Хорошо помнил, как на такие заявления в суде реагирует стража. Помнил, как сам он снисходительно улыбался. Он был высокомернее, чем сам мог предположить.
Думая об этом, под утро он не прикоснулся к еде, хотя обжаренная на огне змея выглядела аппетитной, почти как ресторанный деликатес.
− Магия Роберта, − смеялся Вильхар, хлопнув толстяка по плечу. – Без тебя мы бы точно зачахли с голодухи.
− Вы бы ее сырой сожрали, − отвечал Роберт без тени усмешки.
− Я мофу, − с набитым ртом ответил Кирк.
Они явно пытались отвлечься, и никто не обратил внимания, что судья ничего не ел. Даже замечать не стали, что он один остался у потухшего огня, когда Зена начала палить спину.
Он просто не мог понять, куда ему идти и что делать после всего, что он теперь знал, видел и чувствовал.
Хотелось лишь одного – закончить бурю в голове и не проверять, понимает он этих парней, потому что тоже отныне зверь или потому что те никогда зверями не были.
Как в тумане, он встал и пошел в другую сторону, подальше от кривого барака, который назвали его жилищем, подальше от места, где все еще висела цепь, на которую его пока не посадили.
Затаив дыхание, он шел наугад туда, где, судя по его наблюдениям, хранили оружие. Он точно знал, что это место где-то есть, только боялся хватать за ручку дверь барака и пытался заглянуть туда прежде. К одному даже приближаться не стал, слыша сокрушающий стены храп. У другого, заглянув в окно, увидел седовласого Дональда, точившего нож, пока Роберт ему что-то тихо рассказывал, сидя чуть в стороне. Картина ему показалась странной, напомнила супругов в ссоре и заставила нервно мотнуть головой.