— Ты не слушаешь меня, — говорила Нина, — совсем не слушаешь. Повтори, что я сказала.
— О будущем, — сказал он блаженно улыбаясь. — А будущее — это наша любовь. Разве мало?
— Соблазняешь раем в шалаше? — Она засмеялась. — Это даже не старомодно, это — архаично.
— Какие ты слова знаешь…
— Разные. И это тоже будет очень заметно, если мы окажемся вместе.
— Ты не можешь меня унизить. Ты меня любишь.
— Гипнозу не поддаюсь. Проверено невропатологами.
— А все, что было, разве не гипноз?
— Гипноз? Каприз.
— Пусть так и будет. Ты — капризничать, а я — любить.
— Капризы недолговечны. Теперь я понимаю, что люблю только Валерия. Теперь, когда ему плохо.
— Кого?!
— Мужа.
Он вскочил на ноги.
— А ну, повтори еще раз!
— Я люблю мужа. — Она закинула руки за голову и лениво потянулась.
Аргунихин схватил ее за плечи, заставил подняться.
— Ты думаешь, что храбрая? Ты трусиха! Ты боишься рисковать. Я мог бы быть в тысячу раз хуже, быть стариком или уродом и тем более подлецом, и ты бы, не задумываясь, ушла ко мне. Лишь бы с положением. Лишь бы вот это было! — он щелкнул ее по широкому чеканному браслету.
— Спасибо, что ты не считаешь меня дурой. Это уже разговор повеселее. Но тоже не оригинальный.
— Мы с тобой сколько раз занимались… неоригинальным занятием. Стесняться не приходится.
Она посмотрела на часы.
— Мне пора обедать. Валерий будет беспокоиться. Когда ты злишься, ты мне нравишься больше. Если хочешь, можем встретиться завтра. Он уезжает в Железноводск к товарищу.
— И опять все сначала?
— Надеюсь, ты переменишь пластинку. Мы можем поговорить о лошадях.
Она помахала рукой и легко побежала вниз по узенькой козьей тропке.
И еще два дня, два мучительных дня, прошли в бесплодных встречах. В глубине души он знал, еще когда ехал в Кисловодск, что все так и будет. Но гнал от себя эти мысли, потому что должен был действовать, не мог не действовать. Чем же жить дальше? Все потеряло смысл и цену. Его даже не занимала мысль, что она не любит его, никогда не любила. Унизиться до того, чтобы рассчитывать и взвешивать? Но унизительное чувство беспомощности все равно не покидало. К тому же еще угнетало ощущение грязи, возникшее из-за неожиданной близости с хозяйкой. Никогда, даже в годы войны, у него не было коротких случайных связей. Ему было нужно время и атмосфера взаимного восхищения. Как все просто было когда-то. Он нравился женщинам, от этого становился талантливее, добрее, даже красивее. Никого не обижал. Хотел осчастливить. И когда проходило увлечение, удалялся бесшумно, на тормозах, великодушно давая понять, что он только подчиняется чужой воле. Сейчас он не испытывал зависти к этому прошлому. Легкость отношений казалась оскорбительной пошлостью. Но все это было лишь игрой воображения, а на самом деле с этой Аннушкой, с квартирной хозяйкой, тиной затянуло. Эх, если спрыгнуть с катушек — полетишь под откос…