На той же лестничной площадке жила Фаина из отделочного цеха. Представительная женщина. Поглядеть сзади — отливай ее в гипсе и ставь в любой парк с веслом или ядром. С лица похуже: скулы, глаза исподлобья, перманент — бараном, в улыбке — на центре золотой зуб.
Я и сам не заметил, как очутился у нее на квартире, как каждое утро у постели на стуле: платочек, носочки, рубашечка — все из-под утюга. В обед — пол-литра, в ужин — четвертинка. Материальной заинтересованности — никакой. Только шипит все время, как баллон по мокрому асфальту:
— Любиш-ш-шь? Хочеш-ш-шь?
Я даже представить себе не мог, как быстро такое счастье надоедает. Все вроде для тебя делается, а чувствуешь, что ты батрак и единственную свою обязанность нету сил выполнять.
Вижу — пора мне уносить ноги. А как сбежишь? Ивановские женщины очень вязкие. Привяжутся душой и телом, не так-то просто концы рубить.
К счастью, мы в разных сменах работали. И вот в один прекрасный майский день оставил я ей зарплату за полмесяца, оставил свой чемодан с бельем, с демисезоном, записки только не оставил и уехал в Москву.
С Аллочкой, моей второй женой, я познакомился в очереди, в ломбарде. Токмаков переулок, девять. Скучное место. Окна с японской войны не мыли. Публика — старухи с узлами да парни в беретах — пиджак или плащ через руку. И вот в темноте этой, в пылище — девушка. Если хотите знать, не девушка, а сказка Венского леса! Волосок к волоску, складочка к складочке и большие голубые глаза. Страшно дотронуться. Не знаю, как мы и разговорились, кажется, она сама начала. Выяснил, что они с мамашей комнату собираются сдавать на Вековой, что Аллочке шубку из натурального меха надо. С зарплаты не выкроишь. Что же тут задумываться? Сдал наградные золотые часы, сдал портсигар, еще из Румынии вывезенный, сорок — в бумажник, и поехал комнату снимать на Вековую.
Расписались мы как раз через два месяца. И до росписи — никаких отношений. Это она условием поставила. А после свадьбы только я и слышал: «Валерик любит, Валерик не любит, Валерик хочет, Валерик не хочет…» Даже руку одному старичку не позволила поцеловать: «Валерику не понравится». В доме мы сделали полный ремонт, потом начали приобретать. Сервант приобрели, шифоньер, китайское покрывало на кровать. Потом зажало нас с деньгами, она меня устроила в ларек. Зарплата на тридцатку больше, потому что назывался я завмагом.
Тридцатка эта нас не спасала. И очень быстро начальники мои втянули меня в операцию с вязаными платками. Я к этому не привык. Есть у меня брезгливость к комбинациям. Но Аллочка сказала: