Катя Беликова подсаживается к Алевтине, наклоняется к уху, шепчет:
— А что, если смотаться?
— Куда смотаться? — не понимает Алевтина.
— Куда угодно! На Украину, в Грузию… Ведь когда этот Виктор женился на Ляле, он знал про ее глаз, он шел на это! А у меня мама безногая, в параличе, а я теперь кривая. На кой Васе этот лазарет?
— Ты дура.
— Нет, не дура! Когда любишь, надо, чтоб ему было хорошо, а не наваливаться. Что же это будет, если мы все навалимся?
— Ты раньше батьки в пекло не лезь. Тебя еще на выход не попросили. Спасибо никто не скажет, а потом будешь окусываться.
Сказала и задумалась. А если слепота? Руками по стенке, ложку мимо рта, нечесаные космы? Ждать, пока повезут в инвалидный? Нет, Катя права, лучше отчалить самой, пока не поздно.
Закусила губу, накрыла голову подушкой. Никуда она не отчалит. Не дождутся от нее зеленой улицы. Прожитую жизнь девке под ноги бросать? Никогда! И не заметила сама, как уснула.
К середине дня погода изменилась. Грязная, как дешевый ватин, туча затянула небо, верхушки тополей клонятся на ветру, галки купаются в снегу, оставляя после себя глубокие, похожие на лодочки следы. Потеплело. И в палате будто оттаяло. По углам какие-то веселые разговоры, смех, никто не соблюдает мертвый час. Варвара Дмитриевна вваливается с двумя кошелками, ставит на стол коробку с тортом, кулек с апельсинами, бутылки.
— Не было минеральной, купила фруктовый «Ароматный напиток», — объявляет она.
Это складчина. Сегодня отмечают день рождения бабушки Пахомовой, а заодно и проводы. Завтра ее выписывают. Две другие старухи немножко завидуют. Чтобы показать, что она тут тоже не последнее лицо, бабушка Жуликова кричит тонким сорванным голоском:
— Ляксандровна! Пошли в туалет!
Бабушка Жуликова совершенно слепая, одна по больнице не ходит. Анна Александровна Шадек, доктор филологических наук, молча встает с кровати, берет Жуликову под руку, выводит из палаты.
— Вот что значит культурный человек, — говорит Катя Беликова. — Никогда не откажет. Ужас какая простая.
— Культурная, культурная, — ворчит Варвара Дмитриевна. — Сейчас еще одну культурную привезли. Мильоновая шуба, седые волосы с начесом, чемодан — во! Я спрашиваю: «Из Ростова, что ли, припожаловали?» — «Нет, говорит, с Ленинградского проспекта». — «А зачем столько вещей? У нас не курорт — глазная больница». Молчит. Сняла шубу. Трикотажное платье, замшевые сапоги попихала в чемодан, отдала мужу. И всего-то я в чихгауз отнесла комбинацию да чулки.
— Кому есть что беречь, тот и бережет, — замечает бабушка Комарова.